Посол грузии об отношениях с Россией

Посол Грузии в России Эроси Кицмаришвили отозван на родину для консультаций. Не желая отставать от Грузии, Россия отозвала своего посла Вячеслава Коваленко.

Поводом для очередного обострения отношений послужил полет российских военных самолетов над территорией Южной Осетии поздним вечером 8 июля. Российский МИД впервые признал воспитательный характер этой акции – она была призвана, согласно официальному заявлению, «остудить горячие головы в Тбилиси».

Я говорил с Эроси Кицмаришвили на празднике поэзии в Багдати. По случаю 115-летия Маяковского «Русский клуб» – международный гуманитарно-просветительский союз, третий год работающий в Грузии – пригласил сюда около сотни российских поэтов. Грузинский посол в России специально приехал из Батуми, где проходят его консультации с президентом Саакашвили, и открыл чтения, посвященные Маяковскому.

– Отношение мое к Маяковскому прошло две стадии: в детстве я был, что называется, юный декламатор, меня заставляли учить стихи наизусть и читать их на школьных торжественных мероприятиях. Больше всего меня мучили «Стихи о советском паспорте» с их знаменитым «волком бы выгрыз бюрократизм». В грузинском нет твердого «вы», «ры» – это русские сочетания, так что при всем старании у меня выходило «вигриз». По-настоящему я открыл Маяковского лет в шестнадцать – вообще непонятно было, как может поэзия касаться таких тем: «Улица провалилась, как нос сифилитика». Это было дерзко, грубо, восхитительно – на подростков такие вещи сильно влияют.

– Но по профессии вы не филолог, а журналист?
– По профессии я детский врач, педиатр. Я никогда не стремился к политике – жил в Рустави, создал телеканал «Рустави-2» и еще две медиагруппы, но потом случилась революция, а она заносит людей в неожиданные сферы. Я был председателем торгово-промышленной палаты Грузии, потом работал в Нью-Йорке послом по особым поручениям, это продолжалось три года, а потом меня назначили послом в России.

И в первый месяц у нас были серьезные достижения – напряжение спало, шел нормальный диалог. Друзья предупреждали: кризисный срок на новой работе – 40 дней. И действительно, стоило мне проработать полтора месяца, как произошел инцидент 8 июля. Честно вам скажу: я считаю себя здоровым человеком с крепкими нервами, много лет отдал альпинизму, регулярно играю в теннис… Но когда это случилось и последовало заявление МИД, у меня долго стучало в висках. Это был шок.

– От полетов или от заявления?
– Скорее от заявления. Полеты бывали и раньше, но тогда в этом не признавались с такой откровенностью, отбрасывая всякие попытки сохранить лицо.

– Каковы были ваши первые действия?
– Предсказуемы – я связался с Тбилиси, узнал, что там собрались члены совета безопасности Грузии и что я буду отозван для консультаций. Ни о каком прекращении дипломатических отношений речи не шло, посольство работает, сам я намерен вернуться в Москву, как только будет возможность. Должен поблагодарить многих московских друзей, которые постарались меня поддержать. Я вообще никогда не замечал в Москве – может, не с теми людьми общаюсь – ни малейшей враждебности к грузинскому народу.

– Не удивляет ли вас, что при Владимире Путине, которого многие считали ястребом, хоть и скрытым, до полетов «МиГов» над Осетией не доходило? А при Дмитрии Медведеве, у которого репутация либерала, сразу дошло?
– Некорректно связывать это с приходом Дмитрия Медведева на президентский пост. Это началось гораздо раньше – как реакция на бухарестский саммит НАТО, на косовский прецедент. Правда, реакция загадочная, алогичная, но корни ее там. Что касается отношений между Дмитрием Медведевым и Михаилом Саакашвили – эти лидеры, принадлежащие к одному поколению, встречались неоднократно.

Первая их встреча в нынешних статусах прошла на неформальном саммите СНГ в Петербурге в начале июня. Я был там и заметил, что между президентами – если никто не будет мешать их общению, вбивая клинья и продолжая провокации – может возникнуть, как говорится, «химия».

– Кто же, по-вашему, стоит за нынешним обострением и конкретно за акцией 8 июля?
– На этот вопрос можно ответить, только поняв ее цель. Я все-таки сомневаюсь, что эта цель заключается в развязывании на Кавказе полномасштабного горячего конфликта. Ясно, что такой конфликт с Грузией послужил бы детонатором новой кавказской войны. Кавказ – местность тектоническая, молодые, сейсмически активные горы. И как от одного толчка содрогается вся горная цепь – так любой военный конфликт провоцирует волну мощных сотрясений. Не думаю, что даже самым отчаянным российским ястребам желателен такой вариант.

Во внешней политике надо различать послания, направленные собственной стране – и остальному миру. России таким образом внушают, что она может себе позволить разговаривать с соседями в каком угодно тоне; что она в полосе побед, а потому ей все можно. А внешнее послание – тщетность миротворческих усилий, от кого бы они ни исходили. Россия – сама хозяйка в регионе и сделает так, как захочет. «Россия встала с колен» и претендует на активную позицию. Сомневаюсь, что это наилучшая реклама международной активности. Что касается российской политики в Абхазии – нельзя недооценивать олимпийский фактор. Может быть, из-за инфраструктурных проблем и нехватки сырья какие-то объекты не успевают сдать вовремя, а тут, пожалуйста, Абхазия – прекрасный ресурс по соседству…

– Но официальная версия МИД – что 8 июля российские «МиГи» предотвратили силовой захват Южной Осетии.
– Эти самолеты пролетели над грузинской территорией в разгар визита Кондолизы Райс. Вы действительно думаете, что Грузия планировала захват Южной Осетии именно на время ее поездки к нам?

– А неужели нельзя решить южноосетинский или абхазский вопрос так же, как в свое время Михаил Саакашвили решил аджарский? То есть взять и въехать в зарвавшуюся автономию на бульдозере…
– Все было не совсем так. Президент Грузии всего лишь снес бульдозером незаконно открытый на границе Аджарии полицейский пост, где при режиме Абашидзе у всех въезжающих проверяли документы. Ситуации различались принципиально. В Аджарии многие годы правил коррумпированный деспотический клан, не пользовавшийся поддержкой населения, а национальный вопрос там не возникал вообще – аджарцы не составляют отдельного этноса.

Абхазия и Осетия – другое дело. Здесь не обойтись без долгого, осторожного урегулирования. При этом всенародная поддержка режима Эдуарда Кокойты – тоже миф, как мне кажется. Россия тратит на поддержку этого режима 800 миллионов долларов в год – без этой поддержки он давно бы рухнул. Зачем ежегодно бросать по миллиарду в черную дыру?

– А силовое решение вы сами исключаете? Скажем, что в один прекрасный день Грузия решит прибегнуть в той же Абхазии к военной силе?
– Думаю, все в Грузии понимают, что это значило бы окончательно потерять Абхазию. Это было бы таким же репутационным самоубийством, как переход России к открытым боевым действиям, скажем, в Южной Осетии. К счастью, я уверен, что точка невозврата еще не пройдена и все можно решить дипломатическим путем. Именно к этому и сводятся в основном инструкции, которые я получил в Грузии. А каков еще может быть наш ответ? Не сбивать же российские самолеты?!

– Не может быть, чтобы в обострении конфликта была виновата единственная сторона. В чем, по-вашему, грузинские ошибки? Может быть, где-то был взят слишком воинственный тон, может, не следовало форсировать вступление в НАТО?
– Вступление в НАТО в любом случае остается делом лет, а не месяцев. В декабре только будет решаться вопрос о предоставлении Грузии так называемого плана действий по вступлению в блок. Что касается ошибок – они были, несомненно, и главным образом в девяностые годы. Когда статус спорных территорий определялся поспешно и непродуманно, когда внешняя политика вообще была хаотична… Но выправить эти ошибки можно только с помощью дипломатических инструментов, а не путем взаимных упреков и угроз.