Независимость суда в новой опасной зоне

На протяжении последних двух десятилетий в Грузии несколько раз объявлялось о начале судебной реформы. На протяжении этого времени было так: как правило, оппозиция критикует суд, как управляемый властью, а новая власть заявляет о начале строительства независимого суда. Мы несколько раз проходили этот путь, однако все равно постоянно слышим критику в отношении суда.

Не нарушила традицию и власть, пришедшая в результате парламентских выборов 1 октября 2012 года, и одним из приоритетов назвала судебную реформу. На первый взгляд в этом нет ничего плохого, реформу в этой сфере действительно следует продолжить. Традиция не была нарушена и с той точки зрения, что находящиеся сегодня во власти люди всего несколько месяцев назад активно критиковали судебную власть с оппозиционной трибуны и обвиняли ее в покорности прокуратуре и исполнительной власти. Аргументом была пресловутая для всех статистика, согласно которой суд, а точнее коллегия по уголовным делам, удовлетворяла абсолютное большинство требований прокуратуры.

Собственно прокуратура не разделяла этот аргумент, и старалась показать противоположной статистикой, что суд иногда отказывал в удовлетворении ее требований, а удовлетворенные ходатайства были обоснованными и мотивированными. Темой сегодняшней статьи не является анализ этих аргументов, и установление истины, это просто пригодится для того, чтобы представить картину в полном масштабе.

Отклонением от традиции является то, что представляющие ныне власть, по-прежнему продолжают критику суда, и по-прежнему называют его управляемым, но на этот раз оппозицией, то есть, Национальным движением. Исполнительная власть не может скрыть тревогу из-за того, что суд не удовлетворяет все требования прокуратуры.

Пожалуй, нет ничего плохого в том, что суд не всегда и во всем согласен с прокуратурой. По статистике суда, у прокуратуры на самом деле нет причины для тревоги. В частности, после смены власти, с 1 декабря 2012 года включительно 28 января 2013 года, прокуратура затребовала заключение в виде меры пресечения в отношении 289 лиц. Из них суд полностью удовлетворил требование прокуратуры в 202 случаях, не удовлетворил в 83 случаях, и оставил без рассмотрения 4 дела. Касательно статистики применения залога в виде меры пресечения, за тот же период прокуратура потребовала использование залога в отношении 289 лиц. Из них в 100 случаях суд полностью, а в 113 случаях частично удовлетворил ходатайство прокуратуры, и только в 6 случаях отказал в ходатайстве (остальные 52 дела не рассмотрены).

В процентах это означает, что суд не удовлетворил только 28,7% ходатайства прокуратуры о применении заключения в виде меры пресечения, а 11,2% ходатайства вообще о мерах пресечения. Ясно, что суд по-прежнему удовлетворяет подавляющую часть ходатайства прокуратуры. Между тем прокуратура и исполнительная власть все равно не могут скрыть недовольства в отношении судебной власти, или отдельных судей.

Я далека от мнения, что только по подобной статистике можно сделать полноценный вывод о независимости суда. Вполне ожидаемо и логично, чтобы суд удовлетворил обоснованные ходатайства прокуратуры. А также возможно, что большинство ходатайства прокуратуры обосновано. Для иллюстрации того, что статистика недостаточный показатель для оценки независимости суда, сгодится и то что, например, в Финляндии, согласно статистической информации 2010 года, показатель оправдательного приговора составлял 1,6%, в Бельгии 3,4%, во Франции 3,7%, в Великобритании 3,8%, в Голландии 3,9%. Никто не подвергает сомнению независимость судебной системы этих стран из-за этих показателей.

С тем, чтобы оценить, независимый суд или нет, необходимо немного больше анализа, чем апеллировать статистикой. Как минимум, следует учитывать, насколько равно подготовлены стороны обвинения и защиты в процессе уголовного делопроизводства, выстроенного на принципе состязательности. Заработавший в октябре 2010 года новый процессуальный кодекс уголовного права полностью исключает инквизиторство со стороны суда, и дает ему возможность принимать решение только на основании сравнения доказательств, представленных сторонами. А в этих условиях, разумеется, чрезвычайно важно, насколько подготовленный адвокат противостоит прокурору. К сожалению, в этой части тоже существовало множество проблем, и сомневаюсь, чтобы их не стало за последние несколько месяцев.

Тревогу здесь вызывает не статистика, а та публичная реакция, которая последовала со стороны представителей как прокуратуры и исполнительной власти, так и части общественности за неудовлетворением судом ходатайства прокуратуры о заключении. Если не нравится решение суда, или мы не согласны с ним, приемлем единственный путь протеста - обжалование в вышестоящей судебной инстанции. Все иные реакции, в особенности со стороны обвинения и исполнительной власти, нежелательные, и вредные.

Отнюдь не вызывает одобрения, но понятно, почему хочет прокуратура, чтобы суд удовлетворил все ее ходатайства. Еще меньше вызывает одобрения то, что из-за этого публично критикуют и "предупреждают" суд, поскольку в действительности это "предупреждение" ничто иное, кроме как угроза. Следует признать, что полагаю, такие публичные нападки на суд наносят ущерб тем, кто собственно нападает.

Судебная власть, и каждый судья должен знать, что он должен бороться за свою независимость, что очевидно во все времена у всех исполнительных властей будет искушение иметь арбитра на своей стороне. Нельзя надеяться и на то, что для удовлетворения этого искушения она использует только лишь предусмотренные законом механизмы, или же в худшем случае, не примерит эти механизмы на себя.

Мы входим в опасную зону, когда власть переходит от слова к делу, и лишает суд, или ослабляет его рычаги борьбы за свою независимость. Сегодня в Грузии существуют все законодательные условия, чтобы суд истинно был независимым. Разумеется, это не означает, что в законодательстве нет пространства для лучшего регулирования и больших гарантий. Хочу сказать лишь то, что в результате проведенных в течение ряда лет реформ налицо все фундаментальные рычаги, необходимые для обеспечения независимости суда. Изъятие какого-либо рычага обрушит систему и отбросит нас на несколько лет назад.

Несмотря на то, что прежние власти смогли провести целый ряд важных реформ, судебная реформа по-прежнему оставалась вызовом. И это естественно. Судебная реформа в большей мере комплексная, и вмещающая ресурсы, нежели реформа других компонентов системы правосудия, например, полиции и прокуратуры. Судебной реформе понадобилось больше времени, однако было бы необъективно не отметить, что в этом направлении были сделаны важнейшие шаги, и доверие общественности к суду медленно, но стабильно возрастало. Одной из целей увеличения этого доверия, и большей открытости системы правосудия как раз таки было внесение института суда присяжных. Несмотря на то, что в свое время многие отнеслись к этой новации скептически, факт, что ее осторожное и поэтапное внедрение является значительным достоянием для судебной реформы.

Никто не спорит с тем, что реформу следует продолжить и усилить, однако первым делом следует договориться о том, что мы подразумеваем, говоря о независимом суде.

Если на время отложить в сторону статистику за декабрь-январь, и разделить риторику исполнительной власти за этот же период, придем к заключению, что суд не подчиняется, или точнее, уже не подчиняется прокуратуре, и, следовательно, он независимый. Что тогда является причиной критики суда со стороны представителей прокуратуры и исполнительной власти? Не с тем ли мы имеем дело, что прокуратура требует от суда полного совпадения и согласия, т.е. того, в чем всего каких-нибудь полгода назад обвиняла своих предшественников? Или не тот ли только суд считаем независимым, который удовлетворяет наши требования, причем, полностью? Очевидно, исполнительная власть не освободилась от искушения влияния на арбитра, и недовольна почти 80% согласием суда.

Факт, что суд не ошибся ни в одном из случаев, когда он не удовлетворил требование заключения в виде меры пресечения. Согласно уголовному законодательству, основание для требования предварительного заключения, и цель меры пресечения, обеспечить явление личности в соответствующие органы и миновать давления данной личности на свидетелей, уничтожения доказательств, или учинение препятствия расследованию иным способом. Ни один из лиц, освобожденных из заключения под залог, не скрылся от расследования, и не препятствовал ему. По крайней мере, такой факт не известен общественности. Таким образом, факт, что суд каждый раз правильно сбалансировал интересы следствия и обвиняемого, публичные и частные интересы. В такой ситуации еще больше вопросов порождает публично выраженное недовольство прокуратуры и исполнительной власти к суду.

Тем временем, впереди у суда значительный тест: он должен рассмотреть дела, за которыми с большим интересом наблюдают и внутри страны, и за ее пределами. Суду следует дать возможность рассмотреть эти дела без давления, а прокуратура должна принять тот результат, который найдет правильным суд.

В отличие от стороны защиты, для того, чтобы доказать свою истину, прокуратура не может пойти дальше суда собственной страны. Публичная критика суда, и реакции, выраженные в адрес освобождения из предварительного заключения бывших или действующих публичных чиновников, создают впечатление, что для прокуратуры оправдательный приговор, или нежелательная санкция, будет такой же неприемлемой, как и вышеупомянутая статистика мер пресечения. Прокуратуру пугает перспектива получения нежелательного результата. Это опасение понятно, но оно не оправдывает попытку дискредитации судебной власти.

Суд в Грузии прошел сложный и длинный путь реформы, многие из нас понимают, что эта реформа еще не завершена, однако следует также понимать, что для успеха этой реформы не надо рушить систему, а разделение судей условно на "жертв системы" и "преступников", и так далее, нежелательно и опасно.

Дадим время суду, он лучше знает, чего требует закон.