Так кто же кому должен?

Недавно в российских СМИ появились ряд публикаций, в которых доморощенные российские «эксперты» вдруг вспомнили о якобы существующем государственном долге Узбекистана перед Российской Федерацией, умудрившись даже оценить его во многие сотни миллионов долларов США. Именно это заставило нас взять в кавычки слово эксперт, дабы не использовать слово, определяющее представителей профессии, зарабатывающих потешая публику и развлекая своих хозяев.

Продуктом умозаключений этих «экспертов» стали такие просто ошеломляющие заключения, которые ряд российских СМИ поспешили не задумываясь растиражировать, как: «В конце 90-х годов Олий Мажлис (Парламент) Узбекистана на своей очередной сессии принял решение не признавать долги российских предприятий как единый государственный долг...». Может быть это обидно для «российских предприятий», но совсем не понятно, почему Парламент Узбекистана должен признавать в качестве государственного долги предприятий другой страны.

Понять о чем речь, можно из другой фразы «эксперта»: «...Узбекистан, равно как и другие постсоветские страны, вынужден был выйти из рублевой зоны и получал российские товары и технику в рассрочку». Ключевым словом в этой фразе является слово «вынужден». Каждый взрослый житель Узбекистана, как и остальных постсоветских государств, прекрасно помнит, каким образом распадалась рублевая зона, так как на своей шкуре испытал все прелести данного процесса, прежде всего, благодаря действиям российской стороны.

В начале 90-х годов прошлого века страны СНГ активно участвовали в процессе так называемого «цивилизованного развода», так как размежеваться и отгородится в одночасье было просто физически невозможно в силу сложившихся за 70 лет связей. И одним из ключевых факторов, накрепко связывающих бывшие союзные республики, была единая рублевая зона.

Всем было понятно, что долго она существовать не может, но распад ее нужно осуществлять согласованно. Иначе, при выходе из рублевой зоны даже одной бывшей союзной республики, весь вал ставших не нужными наличных рублей грозил хлынуть, прежде всего, в Россию и другие новые независимые государства, все еще остающиеся в рублевой зоне. Поэтому, как гром средь ясного неба стало введение в августе 1993 года в оборот на территории России банкнот нового образца.

Банкноты же старого образца, стремительно обесцениваясь, устремились во все государства СНГ, включая Узбекистан, вымывая товары первой необходимости и спровоцировав невиданные темпы инфляции, которая с космической скоростью уничтожила сбережения населения.

С определенной точки зрения Россия поступила гениально: не дожидаясь того, что страны СНГ начнут одна за другой выходить из рублевой зоны, оставляя головную боль по управлению всей рублевой массой одной России, она первой покинула единую эту зону. О том, сколько таких «гениальных» находок за счет простых людей тогда было сделано в денежном обращении, промышленности и других сферах, сегодня лучше всего помнят российские олигархи, заполнившие списки журнала «Форбс».

Одним из таких «гениальных ходов» будущих российских олигархов стали так называемые «технические кредиты». Как известно, на момент распада союзного государства 70 процентов народного хозяйства Узбекистана составляли предприятия союзного и союзно-республиканского подчинения, деятельность которых реально не контролировалась на местном уровне, а управлялась из многочисленных «главков» и «объединений», расположенных в Москве. Местные подразделения этих объединений союзного значения, в силу насаждавшегося на протяжении всего советского периода разделения труда, полностью зависели от Центра как в вопросах сбыта произведенной продукции и добытого сырья, так и закупках всего необходимого для поддержания своей деятельности.
Руководители этих хозяйственных объединений быстро смекнули, что в условиях тотального дефицита и разгула «дикого рынка» доступ к любому виду ресурса сулит баснословные прибыли, о которых никакой кооператор и помыслить не мог. Тут же вокруг них стали быстро размножаться всякого рода посреднические структуры, обычно принадлежащие родственникам и друзьям первых лиц предприятий. Единственным видом деятельности этих посреднических структур стала распродажа с многократными накрутками всего, что оставалось на складах предприятий, в хозяев которых они неожиданно превратились.

Причем, чем больше продавали, тем быстрее сокращались запасы, росли цены и накрутки. Если раньше поставки из центра компенсировались встречными поставками из республик, теперь, когда в центре производство перестало особо кого-либо волновать, равно как и поставки сырья и комплектующих из своих подразделений в бывших союзных республиках, последним приходилось получать сущие копейки за свои поставки, оплачивая поставки из России по многократно накрученным ценам. Естественно, между предприятиями в России и их подразделениями в странах СНГ возникла разница в расчетах, которую кто-то придумал оформлять в виде «технических кредитов».

Со стороны все выглядело цивилизованно и рыночно: продукция продается, движение товаров полностью подкреплено расчетами в виде «технических кредитов» своим же подразделениям. Фактически, предприятия искусственно подводились под банкротство, так как невозможность взыскать «технические кредиты» была очевидна изначально. Но это никого и не заботило, главное было продать, снять сверхприбыль через опять же собственные посреднические структуры и «откаты».

Именно эту псевдозадолженность подразделений предприятий, находившихся в Узбекистане, но управлявшихся и снабжавшихся из Москвы, Парламент Узбекистана и отказался признать в качестве государственного долга. Кроме того, что «технические кредиты» выписывались пачками для обслуживания расчетов между хозяйствующими субъектами, государства не участвовали в этих расчетах ни в качестве стороны хозяйственных взаимоотношений, ни гаранта и никаким другим образом. Поэтому трудно понять попытки трансформировать «технические кредиты» в требования или обязательства между государствами.

Другой момент - привязка объема технических кредитов и объемов задолженности к доллару США. В пору, когда нашли свой расцвет «технические кредиты», благодаря стахановским темпам печатания денег, российским властям удалось добиться рекордных темпов инфляции, которые составили в 1992 году 3380% и более 1000 % - в 1993 году. В этих условиях невозможно было представить себе сколько-нибудь реалистичный обменный курс российского рубля или механизм его конвертации в СКВ. Рубль был «деревянный», обменять который на СКВ было практически невозможно, а объявляемый Центральным банком обменный курс «без обязательства осуществлять обмен валюты по данному курсу» был виртуальным.

В этой связи, нельзя назвать иначе как смехотворными безосновательные попытки деноминировать в твердую валюту пресловутые «технические кредиты», оформленные в неконвертируемых рублях.

С учетом всех вышеуказанных причин, или, скорее полного отсутствия мало-мальски серьезных юридических или экономических оснований для рассмотрения «технических кредитов» в качестве обязательств, принятых государством, Олий Мажлис (Парламент) Республики Узбекистан в 1998 году отказался ратифицировать эти соглашения и рассматривать «технические кредиты» в качестве государственного долга, то есть эти соглашения так и не вступили в законную силу, и в соответствии с нормами международного права не имеют юридических оснований.

С другой стороны, уважаемые «эксперты» и журналисты, муссирующие тему о якобы многомиллионной задолженности Республики Узбекистан перед Россией, напрочь забыли, что у узбекской стороны существуют вполне законные финансовые требования по многочисленным активам, доставшимся России после распада союзного государства. Это относится, прежде всего, к собственности бывшего СССР за рубежом.

Российская сторона часто старается аргументировать свое якобы полностью обоснованное исключительное право владеть этими активами тем, что ей пришлось расплачиваться по внешнему долгу СССР. При этом, российские «эксперты» забывают, что государства-члены Парижского клуба кредиторов списали большую часть долга бывшего СССР именно исходя из того, что новые независимые государства были не в состоянии его погасить. В результате, реструктуризированная часть этого долга, которая была погашена Российской Федерацией, оказалась даже меньше, чем доля долга СССР, приходившаяся на РСФСР. Как говориться, «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Несостоятельность вышеприведенной аргументации российской стороны общепризнанна. Недаром, вновь избранный президент Украины, одним из основных пунктов предвыборной платформы которого стало кардинальное улучшение взаимоотношений с Россией, тем не менее, жестко заявил, что не допустит односторонней аннексии имущества СССР за рубежом в пользу России.

Кроме того, на территории России остаются многочисленные имущественные объекты, которые были созданы на деньги узбекских предприятий, но в результате «прихватизации» перешли, без выплаты какой-либо компенсации, в чужие ловкие руки. Споры по ряду таких объектов длятся до сих пор.

Наряду с этим, российская сторона сделала и продолжает делать все возможное, чтобы лишить бывшие союзные республики их доли в общих активах, которые должны были быть разделены на основе «отдельного рассмотрения». Возвращаться к этому «отдельному рассмотрению», российской стороне, видимо, ой как не хочется. Выдавать в прессу псевдонаучные статьи под именем сомнительных экспертов легче и дешевле.

Вместе с тем, доля Республики Узбекистан в активах Алмазного фонда СССР в соответствии оценивается по самым скромным меркам в размере 3,27% или 3,9 млрд. долл. США. За 70 лет советской власти «предприятиями союзного подчинения» из Узбекистана вывезены эшелоны золота, реальная стоимость которых держалась за семью печатями от местных властей. Коллекции того же Эрмитажа и других музеев России до сих пор продолжают украшать драгоценности и предметы искусства, сокровища, дворцов Амира Тимура, Бухарского эмира, Кокандского и Хивинского ханов.

До сих пор не возвращены Узбекистану вклады его граждан в бывшем Сбербанке СССР, которые оцениваются, ни много ни мало, в 23 млрд. долларов.

Остается непогашенной задолженность Внешэкономбанка СССР перед узбекскими юридическими лицами, которая составляет более 100 млн. долл. США.

Автор уверен, что рассмотрение всех перечисленных финансовых требований Республики Узбекистан к Российской Федерации любой независимой стороной, например, в международном суде или арбитраже, сможет полностью доказать их полную обоснованность и законность. Возможно, настало время пойти именно по этому пути.