Мюнхен 2008?

«Единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что люди не извлекают из истории никаких уроков» - Бернард Шоу.

Сравнение отношения с Россией с выработанной к нацистской Германии в 1930-х годах позиции в западном политическом дискурсе считается кощунством. Проведение лидерами друзей Грузии любой, пусть даже самой скромной параллели с конференцией Мюнхена 1938 года, и тогдашней "политикой умиротворения", в лучшем случае вызывает улыбку в западных европейцах. Исключением является только министр иностранных дел Швеции, Карл Билдт, исключением, которое подтверждает правило. По распространенному мнению, любая параллель неправомерна, так как тогдашняя и нынешняя международная политика отличается друг от друга, как небо и земля. После горьких уроков второй мировой войны международное содружество вооружено целым арсеналом правовых политических инструментов, институтов и норм, для того, чтобы ничего подобного не повторилось. То, что между эпохами огромная разница, бесспорно. Однако на самом ли деле исчезли все те течения и инстинкты, которые тогдашнее стремление к миру превратили в основу для мировой войны?

Чтобы дать ответ на этот вопрос, необходимо окинуть взглядом то, что все-таки произошло в Мюнхене в 1938 году. Почему решили лидеры Великобритании и Франции бросить в пасть Гитлеру единственное демократическое государство в Центральной Европе, Чехословакию, и почему содействовали мировой войне вместо того, чтобы пресечь ее.

В 1930 годах, особенно после падения Веймарской республики, демократия в политической жизни Европы день ото дня теряла популярность. В ситуации, когда в самой Британии появились сторонники нацизма, в недемократической Центральной Европе Чехословакия являлась настоящим демократическим островом. Ее связывали близкие отношения не только со всеми демократиями того времени, но и военный альянс с Францией, которой она была благодарна за свое создание по следам первой мировой войны.

В 1938 году вовсе не казалось решенным делом начало самой кровопролитной войны в истории человечества. Правда, уже не вызывало никакого сомнения расистская и насильственная сущность оказавшейся во главе Германии нацистской партии, но пока еще был налицо след невиданного масштаба жертв и разрушений завершившейся всего двадцать лет тому назад первой мировой войны. К тому же, Гитлер пока еще не напал ни на одного соседа, и еще не привел в действие индустриальную машину смерти. В разных кругах Лондона часто можно было услышать вопрос: "Кто хочет умереть за далекую страну, о которой мы ничего не знаем?" Европейские лидеры и комментаторы не упустили из виду и успехов Гитлера, достигнутых в экономике и наведении порядка.

Отношения демократических стран к Чехословакии фюрер считал лакмусовой бумагой для своих амбиций на будущее. На удивление ему, сочиненные пропагандой Геббельса мифы и провокации вовсе не оказались шитыми белой нитью для общественного мнения и СМИ Великобритании и Франции. Одним словом, Гитлер правильно уловил главный инстинкт Альбиона и Франции: избегнуть противостояния с Германией любой ценой.

Провокации, поставленные SD и другими немецкими спецслужбами, инсценировка " погрома судетских немцев чешскими насильниками " стали желанными аргументами в руках сторонников политики умиротворения. Настолько было привлекательным поверить в теорию непредусмотрительности и нецивилизованного поведения чехов, что очень скоро именно такая интерпретация событий стала нормой в британской прессе. В июне 1938 года Times писала на первой странице: "Немцам Чехословакии должна быть дана возможность - плебисцитом или иначе - отделится от Чехословакии, и присоединиться к Рейху".

Окрыленный безапелляционностью Европы, Гитлер немедленно сделал следующий шаг: дал четкую инструкцию лидеру партии судетских немцев, Конраду Хайнлайну, выставить такие требования, удовлетворение которых со стороны Чехословакии и его президента Эдуарда Бенеша, в принципе, было бы невозможно. По сценарию Гитлера, каким бы ни был сговорчивым президент Чехословакии в отношении требований судетских немцев, в какой-то момент все равно бы возник кризис, на пике которого и произошел бы заранее поставленный инцидент- казус бел вторжения в Чехословакию (у немецкого генштаба уже была разработана операция "Грун"). Как ни странно, Хайнлайна, непосредственно подчиняющегося Гитлеру, британские дипломаты, занятые мирным урегулированием кризиса, считали "умеренным, порядочным и здраво мыслящим" лидером. Даже советник Чемберлена, Роберт Ванситарт, считающийся противником политики умиротворения, характеризовал Хайнлайна как искреннего человека, не являющегося сторонником вступления территории Судета в Рейх. "Полагаю, этот человек вовсе не лжет, когда говорит, что хочет оставаться в рамках Чехословакии", писал он Лондону.

И все же, Гитлер не был до конца уверен в том, что Великобритания и Франция пожертвуют Чехословакией, и усиленно готовился к войне. Кризис достиг кульминации уже в мае, но предупреждения Лондона и Парижа разрядили его. Однако, даже во время этого кризиса, когда агрессивные намерения Берлина стали совершенно очевидными, находящиеся в Берлине и Праге британские атташе всю ответственность за создание кризиса возложили на будущую жертву. "Я все подозревал, что единственной стороной, которой был выгоден этот шум, были чехи", вспоминал британский военный атташе в Праге. А находящийся в Берлине британский военный атташе, Мэсон Макфарлен прямо обвинял генеральный штаб Чехословакии в умышленном преувеличении немецкой опасности.

Как вспоминает один из членов кабинета премьера Великобритании, Чемберлена: "На заседании (правительства) была обрисована такая картина, будто Чехословакия насильственно зажимала в угол маленькую и миролюбивую Германию". Несмотря на это, Британии все же пришлось дать Гитлеру предупреждение военного характера, в результате чего кризис разрядился. Несмотря на это, напуганный войной Чемберлен искал все пути, чтобы освободится от политических обязательств. Такая "политическая воля" перевесила все другие детали. Со временем все больше политиков, имеющих вес, склонялись к каким-либо серьезным уступкам в отношении Германии. После того, как была проглочена Австрия, многие британские дипломаты разделяли "идею объединения всех немцев в одно государство".

Один из активных сторонников политики умиротворения, и известный как отличный дипломат своего времени, посол Великобритании в Берлине, Нэвил Хендерсон, регулярно получал информацию от судетских немцев о "кровавых чехословацких репрессиях". Удивительно систематизированная и гладкая информация педантично и регулярно ему поставлялась на английском и немецком языках. Усилия дали результат: Хендерсон динамично записался в длинный список "полезных идиотов", как говорил Ленин, и открыто стал фиксировать симпатии к немецкому проекту Судета. Например, в депеше, отправленной в 1938 году Лорду Халифаксу, он говорил "о легитимности права судетских немцев на самоопределение". А в беседе с немецкими высокопоставленными чинами он однажды проговорился, что Великобритания не пожертвует ни одним моряком ради Чехословакии.

Синтез последовательного шантажа со стороны Гитлера и активности "полезных идиотов" скоро дал результаты. Согласно опросу общественного мнения, 70% британцев поддержали поездку премьера Чемберлена в Германию для встречи с Гитлером. В конечном итоге, начатая Чемберленом и подхваченная Даладье идея расчленения Чехословакии "ради мира" приняла почти мессианскую окраску. Единственным, кто публично осудил визит, был Уйнстон Черчилль. "Это самое глупое, что кто-либо когда-либо совершил", вырвалось у него.
Поразительны масштабы воображаемого мира, созданного европейскими дипломатами, одержимых химерами политики умиротворения и оправдания приношения в жертву Чехословакии: "Чехи свиноголовый народ, и Бенеш меньше всех свиная голова среди них", писал Хендерсон.

Сегодня никто уже не помнит, что пакту Молотова - Рибентропа, нападению на Польшу, варшавскому восстанию, газовым камерам и разбомбленному Лондону предшествовала коллективная фотография глядящих на карту Чемберлена, Муссолини, Даладье и Гитлера - "достойный мир", как громогласно заявил Чемберлен по возвращению в Лондон.

На фоне грузино-российских событий 2008 года и этого исторического экскурса, легитимен вопрос: неужто, Бернард Шоу был прав?