История на потребу

Предельная идеологизированность официозных версий недавнего обострения ситуации в Южной Осетии, озвучиваемых в Москве и Тбилиси, делает невозможной доверие к ним. Острая необходимость в комментариях профессиональных, свободных от идеологических шор историков очевидна. Каждое мнение специалиста привлекает особое внимание. В частности, не могло не вызвать интереса и недавнее интервью известного российского ученого, доктора исторических наук, профессора Валерия Дзидзоева, завкафедрой политологии Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова, данное сетевому изданию «Georgiatimes» (Данное издание принадлежит российской пропагандистской машине pravda.ru и является российским средством дезинформации - ред. ), тем паче, что его оценки и выводы, согласно редакционному анонсу, опираются на «Исследование объективно подтвержденных исторических фактов».

Увы, уже при чтении первых строк интервью, возникает серьезное недоумение. «Российская, а тем более, мировая общественность, - декларирует г-н Дзидзоев, - недостаточно осведомлена об истории южных осетин, которая подвергалась и подвергается систематической и массированной фальсификации со стороны ученого сообщества Грузии (…) и в дореволюционный период (до 1917 г.), и в годы Советской власти». После столь серьезной заявки читатель вправе ждать убийственно доказательных аргументов. Однако первый же тезис профессора вызывает, как минимум, недоумение. «В 1774 году Осетия добровольно присоединилась к Российской империи, - констатирует Валерий Дударович, отвечая на вопрос «Давайте обратимся к истокам проблемы?». - Следует подчеркнуть, что в то время не было четко установленных (как, например, сейчас) границ между Осетией и Картли-Кахетинским царством. Грузии в ее сегодняшнем виде в то время еще не существовало. В составе Российской империи единый осетинский народ оказался разделенным административными границами». Более чем спорная группа утверждений. Прежде всего, Картло-Кахетинское царство в те времена, действительно, существовало, а вот «Осетии», как единого субъекта политики, не было. Были территории, населенные этносом, организованным в «вольные общества». То есть, пребывающим на до-государственной, «военно-демократической» ступени социально-политического развития. Таким образом, в 1774 г. о покровительстве Россию просила не «Осетия», а старейшины «обществ» иронов, осетин, живущих севернее хребта. Были ли среди них представители «обществ» кударских, обитающих южнее хребта? Честно говоря, не знаю. Но проверять нет особой необходимости. Если и были, то просить о покровительстве не имели никакого права. Поскольку, в отличие от иронцев, живших на своих, никому не подчинявшихся территориях, населяли земли, входившие в Восточно-Грузинское царство и должным образом демаркированные. Что подтверждает, противореча своему же исходному тезису, и г-н Дзидзоев, справедливо указывая, что «Северные осетины входили в Терскую область, а южные - в Тифлисскую губернию». Дело в том, что границы образованной в 1801 г. Тифлисской губернии точно соответствовали границам упраздненного Картло-Кахетинского царства. Никаких территориальных приращений за счет Терской губернии не производилось. А если так, то выходит, что земли, населенные кударцами, вошли в состав Российской империи именно как один из регионов Картло-Кахети в 1801 году и, соответственно, . А раз так, то ни о каком «добровольном вхождении» кударских «обществ» под покровительство России в 1774-м говорить нельзя. Современники, между прочим, в этом нисколько не сомневались. В классическом труде академика Николая Дубровина «История войны и владычества русских на Кавказе» (том 1, СПб.,1871, с. 187) кударцы вполне четко названы мигрантами, пришедшие с севера в поисках пахотных земель. Да, они враждовали с местными феодалами, пытавшимися закрепостить переселенцев. Но к центру были вполне лояльны. В ходе Картлийского восстания 1804 года, проходившего под лозунгами реставрации династии Багратиони, кударские «общества» выступили не против «царя Юлона» (как следовало бы, исходя из тезисов г-на Дзидзоева), а в его поддержку, оказав, наряду с мтиульцами, наиболее ожесточенное сопротивление российским войскам.

Не менее вольно излагает профессор Дзидзоев и другие исторические факты. Безусловно, вопрос корреспондента («А как на территории России появились грузины?») сформулирован нечетко, но как бы его не трактовать, ответ Валерия Дударовича («Они, в отличие от осетин, вошли в состав Российской империи значительно позже и по частям») не выдерживает критики. В самом деле, если журналист, говоря «грузины», подразумевает представителей этноса, то мощная восточно-грузинская диаспора существовала в Москве примерно с середины 17 века, будучи прочно интегрирована в общественно-политическую жизнь России на всех уровнях. Не приводя хрестоматийных примеров, упомянем хотя бы тот малоизвестный факт, что следственную бригаду, «раскрутившую» дело знаменитой Салтычихи, наряду с полицейским следователем Степаном Волковым, возглавлял следователь прокуратуры Дмитирий Цицианов-Цицишвили. Если же подразумевался аспект политический, то опять-таки тенденция к кооперации с Россией со стороны грузинских государств наметилась задолго до 1774 года. Александр Кахетинский, как известно, просил Бориса Годунова о «покровительстве» еще в конце 16 века; к Алексею Михайловичу с такой же просьбой обращался Теймураз I, а к Петру I - Вахтанг VI. Правда, по объективным причинам кооперация тогда не состоялась, но факт есть факт.

Удивляет и трактовка г-ном Дзидзоевым Георгиевского трактата. Этот документ, как он правильно указывает, «сыграл выдающуюся роль в спасении грузинского народа, в защите разрозненных грузинских земель от иноземных захватчиков», однако утверждать, что именно на основе этого договора «грузинское царство (…) вошло в состав Российской империи» нет никаких оснований. Режим «мягкого» протектората, предусмотренный Георгиевским трактатом, отнюдь не означал «вхождения в состав», случившегося гораздо позже, на основе Просительной Грамоты Георгия II. Ссылки на Георгиевский трактат, как на «объединительный», конечно, бытуют в обиходе публицистов, но из уст историка столь высокого ранга слышать их, как минимум, странно. Впрочем, вольное толкование истории, судя по всему, вообще является специфической чертой исследовательской методики г-на Дзидзоева. «Россия, - рассказывает он, - настоятельно советовала Грузинскому царю Ираклию II сохранять единство грузин, избегать междоусобной розни, борьбы феодалов друг с другом. Необходимо было в первую очередь наладить натянутые отношения Картли-Кахетии с Имеретинским царством. В 1801 году оно также вошло в состав Российской империи. Замечу, что Россия тогда не только настроила против себя Персию и Турцию, которые претендовали на Грузию и на Кавказ в целом». Здесь удивляет решительно все. Во-первых, в Картли-Кахети, в отличие от Западной Грузии, не было необходимости «избегать феодальных усобиц», поскольку с этим злом царская власть покончила задолго до подписания Трактата; во-вторых, отношения Картли-Кахети с Имерети при всем желании нельзя оценить, как "натянутые" - с 1758 года двумя царствами был заключен и с тех пор неуклонно исполнялся договор о добрососедстве и взаимопомощи, а последний имеретинский царь Соломон II был внуком, единомышленником и ставленником Ираклия II. Отказавшегося, кстати, в его пользу от власти над Имерети и, следовательно, от воссоединения Восточной Грузии с Западной. В-третьих, совершенно неясно, почему Россия именно присоединением Грузии «настроила против себя» Турцию и Иран, если противостояние с Турцией было одной из основных инвектив российской политики, начиная с конца 17 века, а тенденция к проникновению в Азербайджан, а значит, и конфронтации с Ираном, наметилась еще при Петре I. На фоне всего этого безудержного фантазирования на грубую фактическую ошибку (дата присоединения Имеретии к России дана «с упреждением» на 9 лет) можно уже не обращать внимания, приняв ее за – дай Бог! – опечатку, а не за показатель уровня знаний уважаемого профессора.

Впрочем, исторические экскурсы для г-на Дзидзоева не более чем фундамент для тезиса о невозможности сосуществования грузинского и осетинского народов в рамках единого государства. Никак иначе нельзя истолковать настойчивые, если не сказать назойливые заявления о «трех геноцидах» осетинского народа, по мнению Валерия Дударовича, имевших место в 1920, 1991-1992 и 2008 годах. Не секрет, что именно теория «трех геноцидов» на сегодня является идеологической основой отстаиваемого фактическими властями Цхинвали права Южной Осетии на сецессию. Основа эта, однако, крайне зыбкая. Международное право определяет «геноцид» (от γένος — род, племя и caedo — убиваю) как действия, совершаемые с намерением полностью уничтожить какую-либо этническую или расовую группу, как правило, на основе теоретического обоснования ее «неполноценности» или угрозы с её стороны самому существованию атакующего этноса (расы), и реализуемые через: (а) официально утвержденное убийство членов этой группы исключительно по национальному признаку, (b) насильственного ограничения самовоспроизведения этноса, в том числе и путем принудительного изъятия детей, (d) иного создания жизненных условий, рассчитанных на полное физическое уничтожение этой группы. Формулировка исчерпывающая. И ни одно определение, содержащееся в ней, к случаю грузино-осетинского противостояния неприменимо. Да, в ходе гражданских войн 1919-1920 и 1991-1992 годов на территории Грузии центральное правительство применяло против инсургентов жесткие репрессивные меры, подходящие под определение «военные преступления» (свидетельством этого являются соответствующие страницы из дневника Валико Джугели, одного из «усмирителей» восстаний 1920 года). Да, некоторые акции неофициальных вооруженных групп в 1992 году («Зарская трагедия») выходят за рамки человеческого понимания. Но при всех эксцессах такого рода, увы, неизбежных в гражданских войнах, власти Грузии (и при меньшевиках, и при режиме Гамсахурдиа, и в период «пятидневной войны») ставили перед собой задачу исключительно политическую: восстановить власть центра в мятежном регионе. Ни о физическом уничтожении осетин, ни о выселении их в резервации речи не было (да и 2000 «августовских» жертв по сей день остаются пропагандистской формулой). Тем более, не было речи об официальном объявлении кударцев «недочеловеками». Что, впрочем, и невозможно, учитывая количество смешанных осетино-грузинских семей.
Подведем итоги. Можно считать доказанным, что основные тезисы профессора Дзидзоева – (а) о добровольном вхождении кударских (южно-осетинских) территорий в состав России отдельно от Картло-Кахети, и (б) о «геноцидах» Грузией осетинского народа, - являются надуманными и противоречат объективным фактам. При всем почтении к Валерию Дударовичу, его званиями и, несомненно, имеющимся в его активе заслугам, думается, что в данном случае ученый поступил крайне опрометчиво, поставив свой научный авторитет на службу пропаганде. Разумеется, каждый человек имеет право на политическую позицию. Но историк, на потребу своим политическим взглядам перекрашивающий историю в выгодные для заказчика тона, едва ли сохраняет право на доверие. Мне, честное слово, не хотелось бы называть профессора Валерия Дзидзоева фальсификатором. Увы, не моя вина в том, что иного определения подобрать невозможно.