Сергей Маркедонов: "До тех пор, пока страна не преодолеет апартеид (этнический, религиозный, социальный) говорить о России как о государстве можно будет с большой долей условности"

В России на сегодняшний день отсутствуют две основополагающие субстанции: во-первых, государство, понимаемое не как корпорация кормленцев, и во-вторых, гражданская нация, понимаемая как политическое, а не этническое сообщество. Если не предпринять максимум усилий для того, чтобы обе эти субстанции появились, то в ближайшее время никакая «суверенная» демократия и «вертикаль власти» не окажутся в состоянии сдержать распад страны на отдельные территории и группы, формально объединенные российским триколором и названием РФ. Это произойдет по одной простой причине: у граждан России нет общей идентичности и общего понимания проблем и вызовов, возникающих перед страной. Просто никто не сможет четко выразить, что же это за пространство Российская Федерация? Кто в нем сын, а кто пасынок, и кого это государство должно защищать и от кого?

Что, собственно говоря, показала Кондопога? Сегодня только ленивый не пишет, что 31 августа 2006 года (опять август!) — это начало «нового русского бунта». В потоке суждений различны только оценки: для «правозащитников» — это демонстрация «звериного лица русского фашизма», торжество которого они не единожды предвещали; для русских этнонационалистов — «начало национально-освободительной борьбы», едва ли не продолжение «контртеррористической операции». Как пишет публицист Владимир Можегов на АПН.Ру, «горячие карельские парни вздрогнули, встряхнулись, сомкнули ряды и сквозь жирные, склизкие слои собственной лени, коррумпированного чиновничества и продажной ментовни протянули мозолистую рабочую руку и схватили шакала за горло». Ох уж это столичная интеллигентская жажда крови в купе с незнанием региональных реалий и убежденностью в открытии новых истин! Так и хочется предложить кому-то из поборников «русского реванша» съездить на пару дней в Чечню или Ингушетию, на «линию соприкосновения» в Нагорный Карабах, чтобы успокоить бунтующие сердца. А заодно и дать понять, что любой бунт, хоть русский, хоть чеченский, заканчивается одним — «линиями соприкосновения», минными полями и прочими «радостями» локальных конфликтов. Бунт он и есть бунт. Политизированная этничность и ксенофобия в любом облике (в данном случае этнический бэкграунд — дело второстепенное) имеет приблизительно одни и те же последствия.

Хочется напомнить, что начиная с 1991 г. «горячие» парни на Дону, в Ставрополье и на Кубани уже не раз «смыкали свои ряды», и «хватали за горло» турок-месхетинцев, армян, чеченцев… Правда, результаты получались прямо противоположные. Эмиграция турок-месхетинцев из Краснодарского края не снизила уровень коррумпированности местной милиции, зато выбила у России хороший козырь в игре с Грузией. Антиармянские акции фактически развернули на Запад Ереван — главного стратегического союзника Москвы на Кавказе. И все это сделали не засланные казачки из Госдепа и грантодающих структур, а те самые «наши» парни «с мозолистыми руками». Кондопога — далеко не первая антикавказская (антимигрантская) акция русского населения, проснувшегося после долгой спячки. В 1990-е гг. таких акций можно было десятками насчитать на Востоке Ростовской области, в черноморской части Краснодарского края, в степной зоне Ставрополья, в Красногвардейском районе Адыгеи (где происходили антикурдские выступления русского населения), в Воронежской области. Те же митинги, сходы, требования депортации, массовые драки. Например, в марте 2000 года в Мартыновском районе Ростовской области в ходе процедуры голосования по выборам президента России в конфликт между местным населением и чеченцами вмешалась политика: часть чеченской общины района демонстративно не хотела участвовать в выборах президента РФ, за что подверглась наказанию негодующего народа, изрядно разогретого спиртными напитками.

Оговорюсь сразу, в отличие от большинства российских «правозащитников» я не готов к тому, чтобы рассматривать «приехавших кавказцев» или представителей любой группы мигрантов исключительно как «жертв». Занимаясь исследованием мигрантских общин на Юге России, автору лично неоднократно приходилось сталкиваться и с мигрантской ксенофобией по отношению к местному населению, и со стремлением этнических меньшинств к обособленности, неприятию ценностей и трудовой этики русского большинства. Более того, известны случаи, когда именно такая миграционная практика приводила к серьезному изменению этнодемографического баланса в некогда преимущественно русских областях. Самыми впечатляющими примерами подобного рода стали Тарумовский и Кизлярский районы на Севере Дагестана, Наурский и Шелковской районы Чечни.

Надо понимать, что ксенофобия — всего лишь следствие, но никак не причина Кондопоги как феномена. Ксенофобия и недовольство чужаками — это реакция на отсутствие власти. Про коррупцию чиновников и представителей правоохранительных структур сказано уже много, и повторяться не стоит. Сказать же следует, что коррупция — это не столько личное обогащение должностных лиц, сколько, прежде всего, деградация государственных институтов, их превращение в «частные охранные агентства». А какой может быть с «частника» спрос? «Частник» в ларьке или на государственном посту заинтересован в одном — в увеличении нормы прибыли и монополизации рынка, в данном случае административного. «Частное охранное агентство» желает роста клиентской базы, но никак не превращения «клиентов» в самостоятельных граждан.

Безусловно, Кондопога — это переход количества в качество, некий активно распиаренный символ. И на примере маленькой Кондопоги прекрасно видны все беды и проблемы сегодняшней российской власти. Во-первых, события в Карелии показали, что отказ от выборов глав регионов и ликвидация политической конкуренции не ведет ни к чему, кроме как к утрате контроля за процессами внутри общества и региональных социумов. Раньше выборы позволяли снять информацию о том, что происходит в регионах, в том числе давали картинку этнополитических процессов, позволяли понять, где и когда та же ксенофобия может прорваться наружу. Сегодня региональные сообщества варятся «в собственном соку», будучи отданными на откуп местным монополистам административного рынка.

Во-вторых, события в Карелии в очередной раз показали беспомощность российской власти перед публичными политическими акциями. Кто сказал, что публичные политики — это только Явлинский, Белых, Зюганов или Касьянов? Сегодня публичными политиками становятся молодые вожди улиц и подворотен, провозглашающие популярные и востребованные в массах лозунги. Чем им могут ответить функционеры «Единой России» с их одутловатыми лицами, и животами, утомленными потреблением деликатесов?! Они не привыкли говорить с людьми, не умеют выигрывать в споре на площади. Потому российская власть в апреле этого года, так безвольно сдалась всего лишь после нескольких митингов, инициированных Хазретом Совменом . А ведь как грозилась «объединить Адыгею» с Краснодарским краем! При всем различии ситуаций в Адыгее и Карелии виден схожий алгоритм: власть боится толпы, боится бросить вызов ее вожакам, не в состоянии противопоставить им ничего. Вчера это были черкесские вожаки, сегодня русские, завтра могут быть любые другие. Сузив до невозможности публичное пространство, власть уже не может победить в открытой конкуренции, дать сдачи в открытой драке, если угодно. А значит, эта власть слаба, и погромщики могут ее не бояться!

Зато власть боится любых разговоров о неблагополучных тенденциях в миграционной политике и вообще этнополитической сфере. Вспоминаю свой прошлогодний визит в столицу Карелии. В декабре 2005 г. в Петрозаводске шел семинар по проблемам безопасности. Фактически аудитория разделилась на две части: участники семинара из неправительственных организаций и академических структур доказывали, что ситуация в Карелии тревожная и грозит в том числе массовыми беспорядками, а сотрудники миграционной службы в ответ продолжали напевать нечто в духе «все хорошо, прекрасная маркиза». Мой вопрос о том, насколько хорошо скоординирована работа миграционной службы Карелии с коллегами хотя бы из соседних регионов Северо-Западного Федерального округа, фактически остался без ответа. Однако в кулуарах чиновники признались, что толком не представляют себе, кто персонально занимается схожими проблемами в Санкт-Петербурге, Мурманске или в Сыктывкаре. Что уж тут про Юг России говорить!

В-третьих, Кондопога показала, что российская власть и нынешняя элита не способны давать какую-либо внятную интерпретацию происходящих событий. Что, кроме бессвязных рассказов об «анонимных провокаторах», «силах зла» и едва ли не «агентах заграницы» можно было услышать о причинах кризиса в Кондопоге? Естественно, стрелочниками оказались сотрудники Министерства по национальным отношениям Республики Карелия. Проработав три года в аналогичной структуре в Ростовской области, могу сказать, что подобного рода министерства не занимаются ничем, кроме сбора данных о «национальных праздниках» и разговоров с представителями «национально-культурных автономий» (никого, кроме их лидеров, не представляющих). И не могут заниматься до тех пор, пока вся национальная политика государства подменяется фольклорно-этнографической развлекательной программой, а этносы рассматриваются как коллективные личности.

Что предприняли власти Карелии в ходе последних трагических событий? Они стали искать контактов с лидерами Чечни, которые якобы должны нести ответственность за происшедшее. Единственным интерпретатором карельской трагедии стал премьер-министр Чечни Рамзан Кадыров. Именно он заявил, что Россия может повторить судьбу СССР, если не справится с ситуациями, подобными кондопогской. Сегодня позицию России, российской власти фактически озвучил только один из региональных лидеров. Оставляя в стороне оценки нынешнего «кронпринца Чечни», в данном конкретном случае приходится признать его правоту. В 1988 году во время погрома в Сумгаите (тоже не первого и не последнего, но ставшего знаковым для союзной власти) партийные и советские органы и СССР, и Азербайджана, и Армении оказались не в состоянии дать свою интерпретацию событий. Как сказал тогда Михаил Горбачев, «войска опоздали на три часа». Трехчасовое опоздание войск в Сумгаите стоило жизни ядерной сверхдержаве — в Кондопоге власть тоже опоздала, отдав интерпретацию событий радикалам с разных сторон. Но в отличие от Сумгаита нынешние лидеры страны даже не признали факт своего опоздания.

Сегодня вопрос о Кондопоге многие рассматривают в рамках споров о «русской правоте» и «кавказской агрессии» или же «русском фашизме» и «кавказской жерствености». Оценки меняются с минуса на плюс, но суть остается неизменной — оцениваются представители «плохих» и «хороших» этносов. Между тем, признание того, что все российские граждане, составляющие российскую нацию, должны обладать равными правами и равными же обязанностями, в равной степени рассчитывая на защиту закона, пока еще не прозвучало. И нет у нас никакого «российского народа» как гражданской общности. И до тех пор, пока власть не поймет первостепенную необходимость формирования такой общности, погромы будут продолжаться — кавказские или русские (кто сказал, что антирусские погромы сегодня нельзя спровоцировать на Северном Кавказе?). До тех пор, пока страна не преодолеет апартеид (этнический, религиозный, социальный) говорить о России как о государстве можно будет с большой долей условности.