Левый поворот трубы - Российское нефтегазовое правительство идет по пути Венесуэлы и Боливии

Латиноамериканские лидеры не привыкли делить экономику на государственую и частную. И Россия идет под этими же знаменами?

Уже несколько лет на Западе многие говорят о «болезни «левизны», рас-пространяющейся по странам Латинской Америки, хотя обычно не увязывают ее с тенденциями, зримо проявляющимися и в других регионах. Между тем пресловутый латиноамериканский «левый поворот» (который вряд ли следует считать левым) — ровесник нового курса на отход от либеральной модели, который доминирует сегодня в российской политике.

Этот псевдолевый поворот начал складываться с победой Уго Чавеса на президентских выборах в Венесуэле в 1998 г., был в некоторой мере укреплен в 2002 г. успехом Луиса Игнасио Лулы да Силва в Бразилии и приобрел новое качество в конце прошлого года, когда в Боливии президентом стал не имеющий среднего образования представитель коренного населения страны и лидер Ассоциации производителей коки Эво Моралес. Объявленная им 1 мая программа национализации нефтяной и газовой отрасли привлекла всеобщее внимание и стала предметом бесчисленных комментариев в прессе.

Национализация в Боливии — как и все происходящее в последние годы в Латинской Америке — заставляет задуматься не только об исторических перспективах стран континента, но и об очевидных сходствах идущих в этом регионе процессов с теми, которые нам приходится наблюдать в России и в непосредственной близости от ее границ.

Во-первых, вряд ли является случайным то, что популярность левых (читай — «перераспределительных») настроений совпала со временем, когда высокие цены на энергоресурсы открыли возможность перераспределения того, что не было заработано, а досталось, по сути, случайно. Уловив популярность перераспределения, правящие элиты инициировали попытки вернуть под свой контроль соответствующие отрасли хозяйства. Централизация добычи нефти в Венесуэле с 2001 г., дело «ЮКОСа» в России в 2004-м и нынешняя национализация — естественные шаги по одному и тому же пути. Этот путь предполагает отъем собственности, а честные пути такового знал, как известно, только незабвенный О. Бендер. Следом идет насаждение авторитаризма — в форме ли референдума в Венесуэле в 2004 г., перекройки партийной и избирательной систем в России в 2003—2004-м или предстоящего в июле созыва в Боливии народной ассамблеи, призванной «написать» новую конституцию страны. В общем, все делается для того, чтобы народные лидеры остались у власти — желательно на столько же, сколько правит в социалистическом кубинском рае их общий друг — тов. Кастро. Соседи предпринимают превентивные меры. Так, например, власти Эквадора только что ввели 50-процентный налог на доходы от добычи нефти, но удовлетворит ли эта полумера электорат, которому в ноябре предстоит избрать парламент, пока неясно.

Во-вторых, каждый из «новых левых» начинает активно поддерживать тех своих соседей, дружба и единение с которыми с точки зрения экономической целесообразности представляются по меньшей мере сомнительными. Союзниками России становятся Белоруссия, паразитирующая на топливном транзите, и Китай — потенциально наш самый опасный конкурент на ближайшие десятилетия. Венесуэла братается с Боливией, хотя их интересы в обеспечении энергопоставок в Бразилию и Перу никак нельзя счесть близкими. Под руководством гг. В. Путина и Ху Цзинтао строится преимущественно военно-политическая ШОС (Шанхайская организация сотрудничества). Тт. Кастро, Чавес и Моралес экспериментируют с преимущественно экономической «Боливарианской альтернативой для Америк».

Это, заметим, происходит при попустительстве их мощных соседей: Европа, чьи инвесторы понесли убытки в деле «ЮКОСа», не противится российским экспериментам; президент Бразилии, «чья» Petroleo Brasileiro может оказаться главной жертвой боливийской экспроприации, соглашается с тем, что последняя «является прерогативой страдающего народа, чье благосостояние зависит от положения дел в нефтяной и газовой отраслях». Соседи готовы торговаться: время сегодня особое…

В-третьих, как в российско-китайском, так и в венесуэльско-кубинско-боливийском случаях подчеркнуто активна антиамериканская риторика. Россия и Китай при этом делают акцент на геополитических моментах, говоря о «многополюсной архитектуре глобального миропорядка»; их коллеги ограничиваются атаками на планы создания FTAA и выступают против распространения влияния США в регионе. Однако в то же время все они очевидным образом побаиваются Соединенных Штатов: ни Россия, ни Китай не готовы наложить вето на резолюцию по Ирану, а все смелые выходки латиноамериканских лидеров практически не ущемляют американских интересов. Так, национализация в Боливии затронула интересы США лишь постольку, поскольку ExxonMobil совместно с Total купила лицензию на небольшое нефтяное месторождение, но оно, по состоянию на сегодняшний день, пока еще даже не начало разрабатываться. Эта антиамериканская демагогия не только не способна обуздать Америку, она скорее лишь распаляет задор вашингтонских политиков. Ни республиканцы, ни демократы даже не думают о сокращении энергопотребления — первые предлагают выдавать всем водителям по $100 ежемесячно для компенсации затрат на бензин, вторые хотели бы на 60-дневный срок отменить федеральный налог на продажу бензина (он составляет сейчас 18,4 цента за галлон, или около 6% розничной цены топлива). И их можно понять: если Соединенным Штатам нужно будет осуществить новые заимствования на внешнем рынке, российский Стабилизационный фонд всегда к их услугам.

Итак: что же следует из сказанного? Следуют сходства новых «автократов от нефти», действующих под националистическими и антиамериканскими лозунгами. В обоих регионах строится элитарно-бюрократически, закрыто-националистический капитализм — то, что прежде было принято называть системой господства компрадорской буржуазии. Этот термин применялся и к российским олигархам 90-х, но ошибочно: их можно обвинять в чем угодно, но только не в неприязни или подозрительности к Западу. Именно страны Латинской Америки в 70-е и 80-е годы показывали миру, что такое компрадорский капитализм, — и он удивительным образом процветал в условиях, когда в политике доминировали силовики: от Х. Перона до У. де Кастелло Бранко, от Х. Суареса до Л. Галтиери. Все это закончилось финансовыми катастрофами — причем везде, кроме Чили, где местный силовик Америке себя не противопоставлял. Не исключено, что через десять-пятнадцать лет мы увидим «новое издание» кризисов, напоминающих Мексику в 1995 г., Россию — в 1998-м или же Аргентину — в 2001-м.

Однако в заключение следует отметить более «практический» момент. Тов. Моралес, похоже, забыл (или просто ему этого не рассказали), что именно разработки недр его страны западными компаниями увеличили разведанные запасы газа в Боливии с 96 до 674 млрд куб. м всего за 9 лет — с 1997 по 2005 г. «Газпром», напомним, не ввел в действие ни одного большого месторождения за весь постсоветский период — то есть за всю историю компании, ныне оцениваемой рынком почти в $300 млрд. Максимальные уровни добычи нефти в Венесуэле, достигнутые перед пертурбациями, спровоцированными в отрасли в 2002—2003 гг., не восстановлены до сих пор. Как не восстановлены и объемы добычи нефти в Иране, достигавшие максимума в 1979 (!) г. — накануне исламской революции. А если власти сталкиваются с затруднениями в экономике, народы неминуемо ощущают сокращение политических и социальных свобод — и история Латинской Америки полна тому примерами. Так нужно ли нам следовать с нашими «идеологическими союзниками» по пути в прошлое?