"Норд-Ост" - Неоконченное раследование...

Люди, потерявшие в теракте своих близких, подготовили доклад о событиях октября 2002 г.

То, что вы прочтете дальше, — настоящий подвиг родителей, потерявших своих детей в «Норд-Осте», родных и близких жертв. Как известно, расследование этого теракта, совершенного в октябре 2002 года в Москве и закончившегося применением смертоносного газа против и террористов, и заложников, так и не пришло ни к чему. Не было у «Норд-Оста» и суда, подобного кулаевскому по Беслану. Не было оставлено в живых ни одного террориста — и, значит, была перечеркнута возможность получения важнейшей информации. Не была создана и парламентская комиссия, подобная бесланской, которой бы президент давал наказы. Зато полную волю над правдой о «Норд-Осте» получила следственная группа Мосгорпрокуратуры и сделала все, что хотела, с этой правдой — размыла ее и развеяла, доведя до абсурда.

Именно поэтому родители детей, погибших в «Норд-Осте», решили: мы сами проведем расследование. Много месяцев заняла их героическая работа (а это героизм — изучать обстоятельства гибели своих детей, вникая в те детали, которые родителям лучше не знать). В результате появился доклад, который в сокращенном виде мы начинаем сегодня публиковать.

Авторы доклада — члены общественной организации содействия защите пострадавших от терактов «НОРД-ОСТ»: Л. Бурбан (потеряла сына Григория), С. Губарева (потеряла дочь Александру и мужа Сэнди Алана Букер), Т. Карпова и Н. Карпов (потеряли сына и брата Александра Карпова), В. Курбатов (потерял дочь Кристину), Д. Миловидов (потерял дочь Нину), П. Финогенов (потерял брата Игоря).

Настоящий доклад связан с одним из самых трагических случаев в истории современной России — захватом заложников в Театральном центре на Дубровке в г. Москве.

Авторы не ставят целью оправдать террористов — их вина очевидна и не подлежит сомнению. Однако эта трагедия еще раз продемонстрировала отношение российской власти к соблюдению прав человека как в период проведения спецоперации, так и в ходе расследования террористического акта и судебных разбирательств по искам пострадавших и потерпевших в защиту своих прав и интересов. …Авторы постарались отразить в нем результаты обобщения фактического материала, проанализировать версии обоснованности проведения спецоперации, дать правовую оценку действиям властей в ходе ее проведения…


ОПИСАНИЕ СОБЫТИЙ ТЕРАКТА И СПЕЦОПЕРАЦИИ

Хронология теракта. 23—26 октября 2002 года. Москва (по «Российской газете» от 28.10.2002)

23 октября
21.15. В здание Театрального центра на Дубровке на улице Мельникова (бывший Дворец культуры Государственного подшипникового завода) врываются вооруженные люди в камуфляже. В это время в ДК идет мюзикл «Норд-Ост», в зале находятся более 800 человек.

Террористы объявляют всех заложниками и начинают минировать здание. В первые минуты части актеров и служащим Театрального центра удалось бежать из здания через окна и запасные выходы.

22.00. Становится известно, что здание театра захватил отряд чеченских боевиков во главе с Мовсаром Бараевым. …Они требуют прекращения войны в Чечне.

24 октября
00.15. Первая попытка установить контакт с террористами. В здание центра проходит депутат ГД от Чечни Асламбек Аслаханов.

02.20. Террористы без каких-либо условий отпускают 17 человек.

03.00—9.00. Спецслужбы безуспешно пытаются установить связь с боевиками.

9.30. К зданию ДК приезжают иностранные дипломаты. …Среди заложников граждане зарубежных государств.

11.30—12.20. Боевики требуют для переговоров Бориса Немцова, Ирину Хакамаду и Григория Явлинского, а также журналистку Анну Политковскую.

13.00. В центр проходят депутат Госдумы Иосиф Кобзон и врачи Красного Креста. Спустя полчаса они выводят из здания женщину и троих детей.

15.00. Иосиф Кобзон и Ирина Хакамада вновь идут на переговоры.

17.00. Террористы убивают женщину, которая пыталась пройти внутрь здания.
18.30. Террористы стреляют из гранатомета по двум женщинам, сбежавшим из ДК. Ранен один спецназовец. Заложницы не пострадали.

19.00. Катарский телеканал «Аль-Джазира» показывает обращение боевиков Мовсара Бараева, записанное за несколько дней до захвата ДК. Террористы объявляют себя смертниками и требуют вывода российских войск из Чечни.

25 октября
01.00. Террористы пропускают в здание руководителя отделения неотложной хирургии и травмы Центра медицины катастроф Леонида Рошаля. Он приносит заложникам медикаменты и оказывает им первую медицинскую помощь.

5.30—6.30. Боевики освобождают семь человек.

11.30—12.30. Боевики отпускают восемь детей.

15.00. В Кремле президент РФ Путин проводит совещание с главами МВД и ФСБ. Директор ФСБ Патрушев заявляет, что власти готовы сохранить террористам жизнь, если они освободят всех заложников.

20.00—21.00. Попытку установить контакт с боевиками предпринимают Евгений Примаков, Руслан Аушев, Алла Пугачева.

21.50. Террористы освобождают трех женщин и мужчину.

26 октября
5.30. У здания ДК раздаются три взрыва и несколько автоматных очередей. После этого стрельба прекращается. Спецназ начинает перегруппировку сил вокруг Театрального центра.

5.45. Представители штаба сообщают, что за последние два часа террористы убили двух и ранили еще двух заложников.

6.20. Раздаются еще несколько сильных взрывов, возобновляется стрельба. Из здания ДК выбегают двое заложников.

6.30. Официальный представитель ФСБ Сергей Игнатченко сообщает, что Театральный центр находится под контролем спецслужб, Мовсар Бараев и большая часть террористов уничтожены.

6.30—6.45. К зданию ДК подъезжают десятки машин МЧС и «скорой помощи», автобусы.

6.45—7.00. Спасатели и врачи начинают выводить заложников из здания, их развозят в больницы.

7.25. Помощник президента РФ Сергей Ястржембский официально заявляет, что операция по освобождению заложников завершена.

8.00. Заместитель главы МВД Владимир Васильев сообщает первые результаты операции: уничтожены 36 террористов, в том числе женщины-смертницы, освобождены более 750 заложников, погибли 67 человек.


Из иных источников — воспоминаний заложников, свидетелей событий, журналистов:

23 октября 2002 г., среда
Захвачено 912 человек. Из них около ста детей школьного возраста. Президент Путин немедленно информирован о захвате. Несколько заложников из здания ДК дозвонились в милицию, СМИ. Они сообщили, что террористы минируют здание. Основное требование террористов — вывод войск из Чечни. В здание ДК беспрепятственно вошла молодая женщина (позднее выяснилось, Ольга Романова). Боевики решили, что она является агентом ФСБ, и расстреляли ее.

24 октября 2002 г., четверг
Для руководства действиями спецслужб на месте создан оперативный штаб. Для оказания помощи родственникам заложников открыт пункт психологической реабилитации. Из госпиталя ветеранов войн № 1, находящегося рядом с захваченным зданием, эвакуируется часть больных. На крышах домов вокруг занимают позицию снайперы. Террористы обещают освободить захваченных в заложники иностранцев. Правительство России предложило террористам выехать в какую-либо третью страну. Террористы требуют приезда представителей Красного Креста и организации «Врачи без границ» для ведения переговоров. В переговорах с террористами принимают участие депутаты ГД РФ Асланбек Аслаханов, Иосиф Кобзон, Ирина Хакамада, Борис Немцов, Григорий Явлинский. О готовности выступить посредником заявил экс-президент СССР Михаил Горбачев. Заложники обращаются к президенту Путину с призывом прекратить военные действия в Чечне. Они просят не штурмовать здание, поскольку в зале много взрывчатки, и террористы угрожают взорвать всех в случае начала штурма. За прошедшие сутки, по данным ФСБ, освобождены 39 заложников. Террористы заявили, что в случае приезда главы администрации Чечни Ахмата Кадырова они готовы освободить 50 заложников.

25 октября 2002 г., пятница
Журналисты НТВ записали интервью с Мовсаром Бараевым. Бараев заявил, что может выпустить к утру всех детей. Из здания сумели выбраться несколько человек, прятавшихся в подсобных помещениях. Достигнута договоренность об освобождении 75 иностранных граждан в присутствии дипломатических представителей государств. Однако российские власти настаивают на том, чтобы террористы не отпускали заложников, разделяя их на иностранцев и россиян. Группа дипломатов иностранных государств находится «в режиме ожидания». Террористы отпустили без всяких условий восемь детей. Официальные власти опровергли сообщение о том, что они пытались связаться с Масхадовым. В оперативном штабе прошло совещание, на котором было решено, что известные чеченцы должны использовать свои возможности, чтобы решить вопрос с заложниками. Заложникам начали доставлять воду и продукты. Участники митинга на Васильевском спуске, собравшиеся в поддержку захваченных террористами заложников, приняли обращение к президенту страны: «Уважаемый президент! Мы взываем к Вашему разуму и милосердию! Мы знаем… что здание заминировано и любое использование силовых методов приведет к взрыву театра. Мы уверены, что нет таких уступок в переговорах, на которые нельзя пойти, если речь идет о жизни 700 человек! Мы просим Вас не допустить гибели людей. ...Пойдите на уступки!». (Его подписали более 250 человек.)

На протяжении суток в переговорах с террористами принимали участие журналисты Анна Политковская, Сергей Говорухин и Марк Франкетти, общественные деятели Евгений Примаков (депутат ГД РФ, президент Торгово-промышленной палаты России), Руслан Аушев (председатель Комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав правительств СНГ, экс-президент Ингушетии) и Асланбек Аслаханов (депутат ГД РФ от Чеченской Республики). Террористы хотят переговоров с представителем Владимира Путина. В 21.55 освобождены еще четверо заложников, граждан Азербайджана. Таким образом, всего за пятницу освобождены 19 заложников. Достигнута договоренность об освобождении утром 26 октября граждан США и Казахстана.

26 октября 2002 г., суббота
В 5.00 неожиданно гаснут прожекторы, освещавшие главный вход в ДК. В 5.30 в студию радио «Эхо Москвы» позвонили заложники (Н. Скопцова и А. Андрианова) и сообщили, что в зал пущен газ и начался штурм.

Из воспоминаний бывшей заложницы Губаревой С.Н.

«23 октября я, Светлана Губарева, со своей 13-летней дочерью Александрой Летяго и женихом Сэнди Аланом Букером пошли на мюзикл «Норд-Ост». …Мы сидели в конце

17-го ряда, где-то 24-е, 25-е, 26-е места… От сцены человек в военной форме объявил, что это захват (позже я узнала, что он назвался Бараевым). Он объявил, что они хотят остановить войну в Чечне, что те, у кого есть мобильные телефоны, могут звонить родным и близким, извещать, что здесь происходит. Реакция в зале, когда вошли чеченцы: кто-то остался спокоен, с кем-то началась истерика, у кого-то обмороки. У женщин-чеченок была валерьянка. Они давали заложникам валерьянку. Бараев, после того как сделал объявление, прошел около нашего края (конец ряда) и сел примерно в 19-м ряду за нами, и те, кто сидел недалеко, имели возможность с ним говорить. Естественно, первый вопрос: почему нас? Он говорил, что война в Чечне длится уже много лет, каждый день там гибнут люди, что их требования — остановить войну в Чечне. Люди стали говорить, что они сочувствуют чеченцам, что тоже против войны, на это Бараев ответил: «Но вы же не выходите на митинги с требованием остановить войну! Вы ходите в театры здесь, а нас там убивают».

Женщины стали спрашивать: «А почему нас, слабых? Почему бы вам не захватить Думу?». На это Бараев сказал, что Дума себя хорошо охраняет, но они согласны поменять на каждого депутата десять заложников, если кто-нибудь изъявит желание. Через какое-то время после этого разговора женщина в партере поднялась и говорит: «Наше правительство не торопится нас спасать, мы должны делать это сами. Давайте звонить своим родственникам, знакомым. Пусть они выходят на Красную площадь на митинг с требованием остановить войну в Чечне!».

Бараев ответил на это: «Звоните, если хотите»—и велел своим подчиненным раздать мобильные телефоны. По мобильным люди звонили своим родственникам. Чеченцы не требовали от заложников ничего, кроме послушания. У чеченок были радиоприемники, они слушали новости, перескакивая с одной радиостанции на другую. Кое-что было слышно, и мне тоже. Было много лжи об убийствах, о трупах, лежащих в проходах, о реках крови, и это злило чеченцев. Как-то Бараев не выдержал и сказал: «Слышите, как они врут? Вот так и про Чечню обманывают!». Потом Мовсар Бараев сказал, что они не воюют с иностранцами. Кто предъявит паспорта других стран — будут освобождены. Позже по радио я слышала заявление штаба о том, что штаб против того, чтобы выпускали иностранцев, что они хотят, чтобы сначала выпустили детей и женщин. Эти слова для меня чудовищно звучали, потому что среди иностранных заложников тоже были женщины и дети! Правительство России прятало свое бездействие за спину моего ребенка! …Люди, которые были в зале (заложники), боялись штурма больше, чем чеченцев. Разговаривали шепотом за их спиной достаточно свободно. У меня было такое ощущение, что у чеченцев не было плана, что делать с нами дальше. То есть у них была задача захватить театр, они это сделали и радовались этому, а что дальше делать — не знали. Они не предполагали, что у заложников будут возникать какие-то потребности — ходить в туалет, пить, кушать, спать.

…Когда в зал привели Ольгу Романову, мы сидели еще в этом 17-м ряду. Сидели мы в одном ряду с Бараевым в тот момент, только мы в конце, а он в начале ряда. Она зашла через центральный вход, каким-то образом пройдя через кольцо оцепления. Ее притащили и посадили рядом с Бараевым. Он начал с ней разговаривать. Она вела себя очень резко, агрессивно. Бараев начал спрашивать ее о том, как прошла, зачем сюда пришла. Она отвечала очень возбужденно. Заложники в зале ей начали кричать: «Тише-тише. Нельзя так говорить!». А ее это еще больше заводит. С балкона кто-то крикнул: «Расстреляй ее!». Бараев сказал, что это провокатор, что такие были в Буденновске, поэтому ее сейчас расстреляют. После этих слов девушку вытолкали в боковые двери и там расстреляли. …Выстрелы были слышны. Зал притих в ужасе. Стало понятно, что и убить могут. Иностранцев пересадили в левую часть партера (если смотреть на сцену). …Бараев сказал: чтобы не было никаких прецедентов, отпускать будем только с представителями посольств. И поэтому люди стали писать списки. В этом списке было 76 человек. …Чеченцы старались ограничить перемещения заложников. Во всяком случае, в первые полтора дня точно. Но во второй день я довольно свободно перемещалась.

Я спрашиваю у чеченки: «Можно, я пройду туда?». Мне говорят: «Да, иди». Чеченцы разгромили буфет, все эти напитки, соки, какие-то шоколадки, конфетки, печенье — эта еда раздавалась в зале. Последней на сцену в зале принесли коробку с деньгами — как я поняла, это была выручка из буфета. Предложили в зал — кому нужны эти деньги. Люди промолчали, эту коробку бросили на пол. Позже я видела эти деньги на полу в оркестровой яме (когда ходила туда в туалет). Мужчины-чеченцы раздавали еду, потому что женщины стояли, как правило, на местах, а мужчины перемещались по залу. Чеченцы взяли из зала нескольких мужчин, которые принесли из буфета соки, напитки и поставили их вдоль стен в нескольких местах, а часть сложили прямо на сцене. И, если мне хотелось пить, я могла подняться и взять. Я обычно брала упаковку напитков, подтаскивала к себе.

Одну бутылочку напитка оставляла дочери, все остальное отдавала по рядам. Когда соки в зале закончились, чеченцы нашли ведра, стали в этих ведрах приносить водопроводную воду из туалета. А 25 октября с Анной Политковской в зал передали большое количество соков и напитков, так что от жажды мы не страдали. …Когда в очередной раз по радио говорили о том, сколько чеченцев захватили Театральный центр, Бараев проходил мимо нас и говорил: «20, 30, 40… Они даже не могут узнать, сколько нас пришло в театр! Пятьдесят четыре человека нас здесь, пятьдесят четыре!». Я слышала и видела разговор двух чеченцев — один вытащил из карманов и показал другому деньги и сказал при этом: «Вот все, что осталось. Остальное по дороге раздал ментам — кому 50, кому 100 рублей».

…Когда в очередной раз началась стрельба где-то за пределами зала, чеченцы сказали, что опасно сидеть с краю, поэтому нас пересадили. Свободные места были только в центре зала, возле бомбы (она стояла в кресле 9-го ряда). Сесть прямо за ней у меня не хватило сил, поэтому мы сели в 11-й ряд. Мне эта бомба очень не нравилась, опасная штука. И я все на нее косилась, а чеченка, которая сидела рядом с бомбой, спросила меня: «Ты ее боишься? Не бойся. Не думай, что тебе от нее достанется больше, чем кому-нибудь другому. Этой штуки хватит на три таких здания». …Периодически начиналась какая-нибудь стрельба, и тогда весь зал прятался под кресла. В зале чеченцы стреляли короткими очередями (3—4 выстрела) в боковые двери и еще вверх по каркасу. …В какой-то момент в наших краях поговорить по мобильному мог практически каждый. Рядом с нами стояла чеченка лет около 45, которая, несмотря на запрет, давала всем желающим телефон. Она рассказала, что у нее убили мужа, братьев, ее 12-летнего сына увели из школы в неизвестном направлении — он пропал без вести. Женщина сказала, что она не может так больше жить, оставила свою 5-летнюю дочь сестре и пришла сюда. Были две сестры: одной—16 лет, другой — 18 лет. И их родители не знали, куда они ушли, но они тоже решились на такой шаг. По радио говорили, что в зале были вдовы убитых чеченцев — нет, там было очень много молодых девчонок 16—18 лет, которые замужем еще не были. Их смешило то, что их называли вдовами. …Вечером 25 октября пришел с улицы мужчина. Его точно так же, как Ольгу Романову, затащили в зал. Его потащили к Бараеву, тот спросил: «Откуда ты взялся?». Мужчина ответил: «Я волнуюсь. Здесь мой сын Рома». …Поискали Рому. Поскольку никто не отозвался, мужчину утащили наверх к выходу. Полагаю, что его расстреляли, потому что сразу были слышны выстрелы. Вечером 25 октября парень, у которого, видимо, не выдержали нервы, вскочил и начал бежать по спинкам сидений с бутылкой из-под кока-колы. На вид я бы ему дала лет 25, может быть, 29. В сером тонком свитере, в очках. …Чеченец, сидевший на стуле на сцене, вскочил и выстрелил.

…Парня за ноги стащили вниз, а очередью ранило мужчину и женщину. Женщина была с семьей, с мужем и с дочерью. Муж истошно закричал: «Убили, убили! Лиза, доченька, нашу маму убили!». А парня чеченцы уже скрутили. Бараев таким почти плачущим голосом спрашивал: «Зачем ты это сделал?». Тот сказал: «Я хотел быть героем, хотел спасти всех». Бараев: «На рассвете будем судить его по законам шариата». Парня вывели из зала, выстрелов не было. После этого Бараев стал сразу звонить в Красный Крест, в штаб. Там никто не брал трубку. Он спросил у сидящих в зале, есть у кого-нибудь родственники рядом с театром, чтобы можно было позвонить и вызвать представителей Красного Креста. Девушка, она сидела двумя рядами ниже, сказала: «Да-да, у меня тут муж». Он говорит: «Говори номер». Она продиктовала номер. Бараев сам набрал этот номер: «Эй, мужик, сходи там в Красный Крест, скажи, что нам нужен хирург».

…Эта девушка, пока Бараев разговаривал с ее мужем, кричала Бараеву: «Скажи им, что это несчастный случай! А то начнут штурм!». Потом она отобрала у Бараева трубку и все повторяла, что это несчастный случай, пусть не предпринимают ничего такого страшного, что нужны врачи. После этого звонка еще долго дожидались врачей. …Я звонила в посольство. Разговаривали после часу ночи. Сначала Сэнди разговаривал с представителем посольства по имени Барбара. Потом его попросили передать трубку мне. Со мной разговаривал представитель посольства по имени Андрей. Я сказала, что Бараев хочет выпускать американских заложников, хочет, чтобы подошел представитель посольства. Андрей стал задавать вопросы, но вокруг заложники стали кричать: «Хватит, долго разговариваешь». Мобильник у нас отобрали. …Публика боялась провокаций… Я в последний раз смотрела на часы: минут 20 четвертого. Саша и Сэнди спали, обнявшись. Заснула, а в себя пришла в реанимации в кардиологии больницы № 7. О смерти Саши я узнала по радио там же 27 октября, а об обстоятельствах смерти Сэнди, о том, что его раздавили при транспортировке в автобусе в больницу, — позже из прессы и от людей, присутствовавших при опознании. О смерти Сэнди я узнала от работников американского посольства 28 октября, а 29 октября на опознании в морге узнала, что ему вообще не оказывалась медицинская помощь…»

Из воспоминаний Жирова О.А., гражданина Нидерландов

«23 октября моя жена Жирова Наталья с нашим 14-летним сыном Жировым Дмитрием пошли на мюзикл. Я услышал, как по телевизору передавали первое сообщение о захвате «Норд-Оста». Я тут же оделся и минут через пятнадцать был на Дубровке.

Первый звонок от жены на моем мобильном раздался, когда я подходил к парковке около здания на Дубровке. Это было около 22.00. Возле ДК царила неразбериха. Я сразу же обратился к сотрудникам милиции, которые послали меня подальше и попросили им не мешать со своей информацией. После чего я обратился к С.В. Ястржембскому, который был представителем от администрации президента и был главным на Дубровке в эти часы. Тот разрешил мне остаться внутри заграждения, которое начали устанавливать сотрудники милиции и военнослужащие, и информировал меня каждые полчаса о том, чего сам не знал. На моих глазах к нему обратился его помощник и спросил, что сказать прессе. Ястржембский ответил: «Скажи, что чеченцы требуют денег». Через полчаса радиостанция «Эхо Москвы», НТВ и другие СМИ передали эту информацию в эфир. Так начала рождаться дезинформация. Примерно еще через полчаса Ястржембский вышел к прессе и пообещал откровенно рассказывать о том, что происходит, назначил место встречи во дворе, за границей оцепления. В ЭТО ВРЕМЯ ОТКЛЮЧИЛИ ВСЮ МОБИЛЬНУЮ СВЯЗЬ У ДУБРОВКИ! По этому поводу все тот же С.В. Ястржембский злобно шутил с журналистами, которые спрашивали его, почему отключили мобильную связь. Он, улыбаясь, отвечал: «У вас не работают мобильные телефоны? Странно… У меня работает».

…Через два-три часа связь снова появилась, и моя жена смогла дозвониться, сообщив вместе с сыном данные о количестве иностранных заложников, которые я передал иностранным представителям прессы и в голландское посольство. Все журналисты (кроме представителей телевизионного канала ОРТ, которые, наверное, были проинформированы) пришли на встречу с Ястржембским в назначенное время и место. Но обещанная встреча не состоялась. Журналистов при помощи обмана Ястржембский вывели за оцепление, и больше их обратно не пускали. Они находились вне зоны видимости здания ДК. Уже за полночь приехали генералы, которые с Ястржембским вообще не разговаривали. Ему отводилась, вероятно, роль дезинформатора. Было понятно, что военные и спецназ с самого начала стали готовить то, о чем всем остальным не надо было знать, при этом не стремясь установить контакт с заложниками.

Среди ночи с 23 на 24 октября я понял, что Ястржембский ничего не знает и ничем, кроме дезинформации, не поможет. Я начал искать голландских журналистов и пытался установить контакт с посольством. В это же время через моего брата, который тогда работал в ФАПСИ, я установил контакт со штабом «Альфы». Они мне посоветовали позвонить Наташе с Димой и попросить их передать Бараеву имя начальника штаба планирования операций «Альфы», заверив меня при этом, что тогда Наташу и Диму не тронут. Я сразу понял, к чему это может привести. Наверное, если бы я это сделал, Наташу и Диму расстреляли бы первыми. После этого с «Альфой», Ястржембским и другими представителями власти я уже не связывался.

24 октября был ужасный день. Первые переговоры сорваны. Ястржембский продержал иностранных дипломатов в ожидании переговоров в отведенном для этих целей помещении, не позволив им получать информацию от заложников, родственников заложников и террористов, пытавшихся освободить заложников утром 24 октября. В связи с этим террористы поставили новое условие, что если родственники заложников проведут демонстрацию на Красной площади, то они отпустят детей. Правительство тогда все запретило. Омоновцы прикладами разгоняли бабушек и дедушек, которые держали плакаты со слезами на глазах. …Утром 24 октября рядом со зданием Театрального центра абсолютно случайно я познакомился с Зауром Талхиговым. Между нами завязалась беседа, в ходе которой выяснилось, что Талхигов чеченец и знает Бараева. Он прибыл к зданию на Дубровке по призыву чеченской общины в Москве, не имея прописки, денег и т.д., руководствуясь одним желанием «Оказать помощь в установлении контактов с террористами для освобождения заложников».

Через некоторое время я обсуждал с Зауром возможности освобождения моей жены и сына. Я неоднократно просил его: «Заур, пожалуйста, давай что-нибудь придумаем. Я готов в обмен на жену и сына сам сдаться». Заур сказал, что поступил бы так же. В это время к нам подбежала журналистка: «Заур, тебя к телефону. Звонит дежурный ФСБ по штабу». Так его пригласили в штаб. До оцепления я проводил его лично и увидел, как кто-то вышел из штаба и провел его внутрь здания. Талхигов находился в центре внимания. Российские политики Явлинский, Немцов, Кобзон и т.д. вместе с сотрудниками ФСБ, представителями власти и иностранными журналистами использовали Заура как посредника в переговорах. Многие думали, что он из ФСБ. Хотя на самом деле он просто смог по телефону установить контакт с захватчиками заложников.

Я Зауру регулярно звонил и интересовался положением дел. Но изменений не было.

Ночь с 24 на 25 октября мы с Талхиговым провели вместе. В какой-то момент он мне сказал, что ему надо в интернет-кафе на Манежной. Я поинтересовался, как он поедет без документов. «Мне Патрушев такую бумажку подписал, что ни один мент не арестует, — ответил он. — А поскольку денег нет, пойду пешком». Я ему предложил деньги на такси, а он мне: «У тебя не возьму. А то ты подумаешь, что я помогаю тебе из-за денег». «Дурачок, — говорю я, — ты единственный, кто в этой ситуации что-то может. Я тебя вообще отпускать боюсь». В итоге я его все-таки уговорил взять деньги на такси, и через час он вернулся обратно. Эту бессонную ночь мы провели вместе в разговорах о том, как можно помочь освободить заложников.

Я его опять спрашиваю: «Как можно установить контакт с Бараевым?». Талхигов пристально посмотрел и говорит: «Ты знаешь, Олег, они очень хорошие мусульмане. С заложниками они ничего плохого не сделают. Я думаю, у них другие цели. Но они мне не доверяют. Они думают, что я из ФСБ, и на откровенный контакт со мной они не идут». Тогда у меня родилась идея. Я опять позвонил жене. Попросил подозвать кого-нибудь из боевиков. Сказал, что с ними хочет пообщаться чеченец. Потом мне сын рассказывал, что подошел террорист в маске, взял телефон и о чем-то долго в углу зала говорил на чеченском с Талхиговым. Чеченец даже пытался передать трубку Бараеву, но тот отказался.

Как только мы поговорили, мне тут же на этот же самый телефон перезвонили: «Ой, извините. Я журналист российский, я не туда попал». Я думаю, какой русский журналист будет звонить на мой голландский номер??? Как оказалось позже, в этот момент мой телефон поставили на прослушивание. Тут снова звонит Наташа. «Олег, нас пересадили в первый ряд. Сказали, что если завтра к 9 утра придет голландский посол с журналистами, то нас отпустят». Обсудив эту новость с голландскими журналистами и политическим советником голландского посольства, я снова набрал номер Наташи, но трубку снял чеченец. С тех пор телефон жены находился у чеченцев — и Заур мог обсуждать с ними детали освобождения. Утром 25 снова приехали дипломаты. Ястржембский сказал, что иностранцев будут отпускать всех вместе. Хотя это была неправда, так как Бараев сказал, что каждый сотрудник посольства может забрать только представителей своей страны. Со стороны власти опять злоупотребляли дезинформацией. Кто-то упорно не хотел освобождения иностранных заложников.

Когда во второй половине дня дипломатов отпустили, к Зауру обратились представители украинской власти. Они сказали, что им посоветовали через него договориться с Бараевым об освобождении украинских заложников. В полдень Заур смог договориться об освобождении украинских заложников. А спустя некоторое время я снова попросил его связаться с Бараевым и обсудить детали освобождения с Бараевым, пообещав при этом Бараеву через мою жену разместить через голландское информационное агентство РУСНЕТ информацию, которую они стремились донести до внешнего мира. Я набрал номер Наташи, и, к моему удивлению, она сняла трубку. Это был наш последний разговор. Мне казалось, что ее и моего сына вот-вот отпустят. Я передал трубку Зауру, и вот тогда-то он что-то и наговорил лишнее. Помню, среди чеченской речи проскальзывали русские слова: «ОМОН», «снайперы», «БТР» и так далее. Впрочем, то, что он говорил, слышал каждый, кто стоял на Дубровке. Вскоре после этого разговора его арестовали. Вместе с его арестом прервались все переговоры об освобождении заложников, а ФСБ получила возможность вести переговоры с террористами напрямую.

Через Заура мы два раза договаривались об освобождении иностранных заложников, приезжали послы. Их отводили в отдельное здание, где они сидели и ждали, а потом Ястржембский сообщал дипломатам, что Бараев якобы не ведет переговоров. А это абсолютно не соответствовало действительности. Так как в это время Бараев лично просил Заура: «Пусть придет посол Голландии, и я отпущу голландцев. Придут другие послы — отпущу других».

Кто-то очень не хотел освобождения иностранцев. Поэтому арестовали Заура, прервали переговоры и провели штурм. Впоследствии, выступая главным свидетелем обвинения Заура на суде, я рассказал об усилиях Заура. Но, по словам прокурора, у ФСБ, по иронии судьбы, случайно осталась только одна звукозапись телефонного разговора Заура. И именно та, где он говорил о расположении ОМОНа, БТРов и спецназа. Все другие телефонные переговоры Заура об освобождении заложников, согласно справке ФСБ, были уничтожены. В связи с чем доказать невиновность Заура было невозможно. Его осудили. Утром 26 октября сына Диму я нашел быстро, а вот жену Наташу не мог найти никак. Официально погибших иностранцев до 9.00 утра 27 октября не было. И может быть, их бы еще долго не было… Но ночью с 26 октября на 27 октября я снова обратился к брату, который работал в ФАПСИ, за помощью. И он с начальником штаба операций «Альфа», его старым студенческим другом, начал поиски жены, имея допуск во все закрытые для обычных людей места. Через пару часов он нашел Наташу среди мертвых в морге. Мы приехали 27 октября в 8.00 утра в больницу для опознания, но к тому времени в больнице уже Наташи не было, ее отвезли в больницу им. Боткина. По дороге в эту больницу, слушая радио, узнали, что опознан первый труп иностранца — Натальи Жировой… В больнице им. Боткина нас уже ждали представители ФСБ, которые сказали, что если мы хотим быстро и без проблем забрать и похоронить Наташу, то мы не должны задавать лишние вопросы. Я согласился. Согласно протоколу, она погибла в зале. Но, как выяснилось позже, она умерла в больнице из-за неоказания помощи. За содействие в поиске моей жены моего брата после этого из ФАПСИ уволили.

После штурма меня допрашивали два молодых следователя, один из ФСБ, другой — из прокуратуры. В протокол они записали только то, что им выгодно. Я им тогда сказал, что не тем они занимаются. …До сих пор я не получил официального письма или соболезнования ни от российского правительства, ни от российского посольства. …Во время моего участия в судебном процессе над Зауром российское посольство отказывало мне во въездной визе, до тех пор пока по НТВ, в российской и голландской прессе не прошла информация о том, что «главному свидетелю не открывают визы». Позже я участвовал в других судебных процессах по «Норд-Осту». Дважды был вызван судебной повесткой. Впоследствии суд отказался возместить мои расходы, связанные с приездом в Россию для участия в судебных заседаниях. Это судебное беззаконие является лишним подтверждением того, что происходит с делом Норд-Оста в России…».

Из описания событий Курбатовым В.В.

«23 октября 2002 г. примерно в 21.45 я вместе с женой ехал по улице 1-й Дубровской на машине к Театральному центру, чтобы забрать нашу дочь. …Нас остановили неизвестные и сообщили, что произошел захват заложников. Мы сказали о том, что у нас там дочь. …Наши попытки дозвониться ей по мобильному не привели к успеху. Был полный бардак, никто ничего не знал. …26 октября около 5.30 все услышали взрывы и стрельбу в районе ДК. Все родственники заложников выбежали на улицу в попытке прорваться через оцепление в сторону ДК. Но попытки пресекались сотрудниками милиции с помощью дубинок. …В 7.10—7.15 мы стояли на улице возле ПТУ и увидели проезжавшие от здания ДК автобусы, в которых на сиденьях находилось небольшое количество людей, многие без верхней одежды, с запрокинутыми назад головами. Несмотря на плохое освещение, мы обратили внимание на неестественный цвет кожи их лиц… Мы поехали по детским больницам. …Где-то около 12.30 нам позвонила подруга жены и сообщила, что она, возможно, нашла Кристину и сообщила телефон ДГКБ им. святого Владимира. Жена позвонила в больницу, ее попросили описать Кристину, а когда она это сделала, ей сказали, что такая девочка есть. Ее состояние они отказались сообщить.

…При входе нас встретили три молодых человека в гражданской форме одежды, попросили еще раз описать Кристину и после этого сообщили: «Она в морге…». …После ознакомления с комиссионным заключением судебно-медицинской экспертизы в марте 2003 г. начались все наши мытарства по установлению истины гибели Кристины. …Мне достоверно известно, что до применения спецслужбами газа моя дочь была жива. Более того, когда заложники почувствовали и увидели неизвестный газ, Кристина предпринимала все возможные попытки для спасения от газа не только себя, но и других детей-заложников. А вот дальнейшие события, которые имели место в отношении моей дочери в процессе проведения «успешной» операции по освобождению заложников, для меня и моей семьи так и остаются тайной.

…Следствие отказало мне в проведении дополнительного расследования по выявлению фактических обстоятельств гибели моей дочери (время, место, кто констатировал наступление смерти, оказывалась ли медицинская помощь и т.п.). Мне отказано в проведении дополнительной документарной судебно-медицинской экспертизы для установления причинно-следственной связи между смертью моей дочери и применением спецслужбами «неидентифицированного химического вещества (веществ) (так записано в комиссионном заключении судебно-медицинской экспертизы, хотя власть в лице начальника ФСБ по г. Москве и Московской области сообщает о применении против террористов и заложников «спецрецептуры на основе производных фентанила»).

Суд первой и второй инстанций отказал мне в ознакомлении с постановлениями следствия по прекращению уголовных дел в отношении сотрудников спецслужб и медицинских работников, сославшись на наличие каких–то тайн в данных постановлениях, а вот когда закончится предварительное следствие, тогда я буду иметь право на ознакомление со всеми материалами. Мое заявление в судебном заседании о назначении дополнительного расследования по действиям медицинских работников в отношении оказания медицинской помощи моей дочери Кристине КУРБАТОВОЙ осталось без удовлетворения. Поэтому я и моя жена, Наталья Курбатова, вынуждены были проводить собственное расследование. Мы обратились к заместителю главного врача детской городской клинической больницы святого Владимира. При нашей беседе присутствовали врач, дежуривший в приемном отделении больницы в день поступления туда моей дочери, а также санитар морга данной больницы. …Со слов врачей нам стало ясно, что в то время, когда нашего ребенка доставили в больницу, состояние его здоровья при поступлении никто не устанавливал. Дежурный врач сослался на то, что ему сообщили о поступлении «трупа», и он не стал осматривать девочку. При этом заявил, что «…осматривать труп в его обязанности не входит… И вообще, что вы добиваетесь, что вы ходите, вы хотите сказать, что похоронили не свою дочь…».

…Тело Кристины (без осмотра, без констатации факта смерти) направили в морг данной больницы, при этом ключи от морга брал охранник больницы, так как санитара в морге не было. Запись в журнале о поступлении в морг неизвестной девочки санитар морга произвел после 9.00 26.10.2002 г. (По другим имеющимся у нас данным, тело дочери до 9.00 26.10.2002 г. находилось в приемном отделении). А кто установил (фамилия, имя, отчество, должность, время, место), что моя дочь была уже мертвой? Ведь врач больницы ее не осматривал, и, по ее же словам, неизвестными медицинскими (а может, и не медицинскими) работниками, которые привезли Кристину, никаких документов в больницу не передавалось. Нет документов и на станции скорой и неотложной помощи г. Москвы, куда я обращался с письменным заявлением. В беседе со мной руководитель отдела ОМР МС и информации Зубов С.А. сообщил мне, что мою дочь в больницу привез кто-то в камуфлированной форме одежды (фамилия, должность, номер машины—НЕИЗВЕСТНЫ). Однако в карте регистрации вызова № 07004 от 26 октября 2002 г., в графе «место смерти», указано, что смерть Кристины КУРБАТОВОЙ наступила в стационаре, а в графе «стационар» указана «ДГКБ св. Владимира». Так где же ИСТИНА? Кроме того, при беседе со следователем прокуратуры г. Москвы Кальчуком В.И. им было сказано следующее: «…У меня есть определенная уверенность в том, что вашу дочь привезли в больницу еще живой, но, так как врачи не могли ее спасти и для того, чтобы не вешать труп на больницу, они решили все документы, относящиеся к вашей дочери, уничтожить»…

(Продолжение доклада — в следующих номерах)