Рабы, полюбившие рабство

Несколько минут, как я вернулся со стадиона "Динамо". Могу смело сказать, что я попутешествовал в свое детство, в свое "сладкое" детство, в детство, где утром нас будил пионерский гимн, где все называлось именем дяди Ленина (даже стадион Динамо, будто Ленин был большим футболистом), в детство, где все говорило по-русски, где красноармейца мы считали своим солдатом, где Россия была старшим братом, учившим жизни, уму-разуму, который "по-братски" наказывал, если мы не слушались его.

Сидел я на трибуне, закрыв глаза, и слышал только голос объявляющего, похожий на голос Левитана, голос, говорящий на русском языке, голос, в котором чувствовалось восточное подобострастие, голос, который был не грузинским, голос, который мы слышали 70 лет, и который был далек от самолюбия. В этом голосе я опознал раболепие раба, тональность сытного раба, раба, который позавчера был рабом русских, вчера американцев, сегодня возжелал быть рабом русских, завтра станет рабом сельджуков и т.д. То есть, я услышал тональность раба, и стало дурно от этого. Гордые рабы стояли на тропинках стадиона, гордые рабы, которые гордились, и будут гордиться своим рабством. О них веками ранее говорил Жан Жак Русо: "В оковах рабы теряют все, вплоть до желания от них освободиться, они начинают любить рабство".

Настолько ужаснуло увиденное, что я не мог смотреть футбол. Только за 15 минут до окончания игры я обнаружил, что московское "Динамо" побеждало со счетом 1:0. Помогло хорошее знание футбола, и я подумал: "игра закончится 1:1", поскольку в 70-80-е годы, во время чемпионата СССР, динамовцы Тбилиси и Москвы заранее согласовывали счет 1:1. Советская традиция не была нарушена и тут, и ровно через 5 минут счет сравнялся, что еще раз напомнило мне о детстве.

Выходя со стадиона, я услышал разговор мужчин отцовского возраста. Они с удовольствием разговаривали и вспоминали то время, когда за 37 рублей летали в Москву, Ванечку поили чачей, а потом Танечку…. Утречком улаживали дела с министром через коньяк и с большими деньгами возвращались обратно, где их ждала радостная семья. Они были рады вспомнить те времена и с удовольствием потирали руки, дескать, возвращается то самое время. Однако эти деды не знали, что в Москву уже не слетать за 37 лари, Ванечка далеко не тот, он новый русский, которому не нужны ни твои чача, ни Варцихе, а Танечки на смех поднимут усатых грузин без гроша в кармане, русские министры пьют коньяк за 5 000 долларов, в министерство вообще не пустят, денег не дадут в глаза посмотреть, и если много рыпаться, так набьют морду, что Москва покажется Улан-Батором. Не знали деды об этом, и я даже не пытался объяснить, поскольку не было смысла.

Шел я со стадиона имени Ленина, и меня охватила грусть за 9 апреля 1989 года, грусть за 26 мая, за Звиада и Мераба, эта тоска была какой-то отчаянной, поскольку впереди не было видно свободы, впереди не было видно вообще ничего. Впереди было видно назад, и это назад, к сожалению, был назад в СССР…

P.S. Из этой безнадеги меня вывели мой девятилетний ребенок и его друг вопросом: Сандро, кто эти дураки? Все объявляли по-русски, мы ничего не понимали, почему ничего на грузинском языке не объявляли? Я не смог ничего им объяснить, потому что для них СССР - далекое прошлое, куда они никогда не вернутся!